Если наступит завтра

Часть 11

Тео показалось или он всё верно услышал? Потому что то, что повисло в воздухе, не могло быть такой желанной правдой.

Он решил, что просто опьянен близостью, поэтому чуть отстранился и выпрямился. Но девичьи пальцы по-прежнему были зарыты в его кудрях и не отпускали, словно он ее последняя надежда.

Ее взгляд — умоляющий, губы чуть приоткрыты, будто она хочет еще что-то сказать. Или же просто ждет его поцелуя. Он замечает, что ей совсем не стыдно от своего предложения, ведь привычный румянец напрочь отсутствовал на нежной коже.

Соблазн настолько велик, что Теодор одернул руку, дабы не поддаться ему.

Гермиона восприняла этот жест на свой счет.

— Это потому что я уродка? — Спросила она.

Он разрывается между желанием рассмеяться в голос, от такого абсурдного предположения, или заверить ее в том, что она прекрасна, как ангел. Но Грейнджер успела поймать тень улыбки на его лице, и ее это расстроило. Девичьи руки бессильно опустились, словно она признала поражение.

Но Тео перехватил ее ладони и аккуратно поцеловал кончики пальцев.

— Красота не тут, Гермиона, — мужские пальцы нежно прошлись по контуру лица. — А вот тут, — Нотт кладет женскую ладонь на свою грудь. — В глазах смотрящего, — пояснил он, когда она непонимающе смотрела на него снизу вверх. И где-то в закромах сознания Тео понимает, что хочет, чтобы так она смотрела на него целую вечность.

Ее губы лишь поджимаются в ответ, словно она не верит во все это.

Уже не верит.

Но он просто обязан вернуть ей веру. Она лишь шумно выдохнула, когда он, сжав ее талию, спустил с подоконника. Все было настолько неожиданно, что она едва устояла на ногах и свалилась в поцелуй.

Ее глаза широко распахнулись, а в них — страх. Но страх не вечен, и Нотт уверенно его сминает своими губами. В голове Грейнджер много мыслей, но конкретно сейчас она хочет плыть по течению, поэтому закрыла глаза, отдаваясь в водоворот приятных ощущений. Если бы ей кто-то сказал, что чужие губы могут быть настолько восхитительными, то она бы не поверила.

Раньше.

Этим поцелуем Тео не просто убеждал ее, что она красива, а делил ее жизнь на «до» и «после».