Подонок в моей постели || E & V

глава 17

Поездка в такси до отеля проходит в интимной обстановке. Никто ничего не говорит, но
я сижу как можно ближе к Егору, укрывшись под его рукой, положив голову ему на плечо и
впитывая тепло его тела. Его голова мягко опустилась на мою, и он не отпускает мою руку с
тех пор, как я положила мою виолончель в салон. Он уселся на неудобном месте посредине,
отдав мне и моему инструменту удобные боковые места.
У главного входа собралась небольшая толпа, состоящая в основном из подростков и
девушек слегка за двадцать, одетых в джинсы и узкие топы. На многих футболки с надписью
«Black Star». Похоже, фанаты узнали, где именно в городе остановилась его группа.
Напряжение меняет тело Егора, делает его твёрже, разделяет наши тела.
Мой живот скручивает в узел от всех телефонов с камерами, которые я вижу у всех
женщин, пришедших сюда, чтобы броситься на Егора. Узнай они, что я с ним, меня
возненавидят. Они бы многое отдали, чтобы занять мое место. Эти женщины сделают все
возможное, чтобы быть с Егором: преследуя его из города в город, и
продолжая это делать даже в дороге.
Егор поднимает голову.
— Проедьте к чёрному входу, пожалуйста, — обращается он к таксисту.
Он кладёт мою голову себе на плечо, но моё расслабление и тёплый гул из концертного
зала улетучились. Реальность падает холодным комком в моём животе.
— Эй, — он гладит мою руку тыльной стороной большого пальца. — У меня есть
пропуск на вход для сотрудников. Там никого не будет. Не волнуйся.
Его слова помогают, но он думает, что меня беспокоит только толпа, или же я просто
завидую всем женщинам, которые наверняка будут кричать его имя и которые схватят его,
как кусок мяса.
Ладно, может, он не так уж и не прав. Я ревную, и в груди появляется неуверенность,
пока мне не начинает не хватать воздуха. Если бы меня здесь не было, он бы взял одну из
этих женщин и отвёл бы в свой номер? Некоторые из них великолепны, и какому мужчине
не захочется, чтобы кто-то позволил ему делать всё, что он хочет в постели? Перед ним
очередь из женщин, выстроившихся коридором, где на каждый час можно взять новую. Или
у него есть определённые девушки во всех городах, женщины, которых он знает, которым
доверяет и которым звонит, когда находится в городе? Не уверена, что беспокоит меня
больше. Нет, это всё неправда.
Всё дело в мысли о женщинах, чьи номера он хранит. Женщинах, с которыми он связан.
Легкие отношения, длящиеся некоторое время, возможно, не один год.
Но больше всего меня беспокоит мысль о том, что он будет принадлежать им больше,
чем мне.
Я просто ещё один пит-стоп для него?
Егор расплачивается с водителем и хватает мою виолончель, но я забираю её у него.
Он не мой парень и не должен носить её за меня. Нам нужно чётко обозначить границы,
которые сейчас размыты.
Такси уезжает. Егор был прав. У входа для сотрудников отеля нет толпы поклонников,
преграждающих путь, поэтому мы входим в отель без фанфар. Осознание опасности того,
что за нами может наблюдать множество любопытных глаз, заставляет меня сохранять
дистанцию между нами, пока мы идём к лифту, и к тому времени, когда мы добираемся до
номера, я не понимаю, какого чёрта я здесь делаю.
В лучшем случае это затягивание неизбежного, в худшем — введение в заблуждение.
Егор закрывает дверь за нами и провожает меня взглядом, пока я медленно бреду по
гостиной, обуреваемая слишком противоречивыми чувствами, которые втискиваются между
тем, что я хочу сказать и моей способностью говорить. Слишком много всего, и в итоге я
стою на месте, прижав к себе футляр с виолончелью.
Егор приносит стул без подлокотников из столовой. Мягко улыбнувшись, садится на
маленькую кушетку напротив меня.
— Сыграй что-нибудь для меня.
Это я могу, так что сажусь на предложенное место, немного задираю юбку, закрываю
глаза и играю, побуждая эмоции покинуть сердце через руки, вливая их в музыку, чтобы они
истощили меня. Игра приносит облегчение потому что, не выпусти я их, они бы разорвали
меня. Я не могу выразить словами то, что мне нужно, так что остаётся только играть.
Спустя минуту хаотичного освобождения я наконец-то решаюсь посмотреть Егору в
глаза.
Словно он знает, но не понимает. Он наклонился вперёд, поставив локти на колени, его
взгляд полон пристального внимания, но также лёгкого недоумения. С помощью полных
скорби нот я объясняю всё, высвобождая каждое слово, накопившееся в моей душе, которое я
не знаю, как выразить словами. Все мои переживания и сомнения по поводу будущего.
Мечты, которые я не позволила себе разрушить, пока они полностью не сформировались и не заставили меня хотеть реальности, которая навсегда останется для меня недоступной.
Скрывшись за музыкой, я выражаю всё, что хотела бы сказать ему. О своих чувствах. О
сожалениях. О том, что хочу от него гораздо большего, но знаю, что общее будущее нам не
светит, потому что мы уже двигаемся, и даже если остановимся, всё будет не так, как
раньше. То, что есть между нами, не должно продолжаться долго. Самые яркие моменты
сгорают быстрее всего, и, если мы действительно попытаемся быть вместе, мы сгорим,
потеряв себя.
Он слишком много значит для меня, чтобы я могла это допустить. Он считает меня
примерной девочкой, и, если не считать безумств, которым я занимаюсь с ним, я такая и
есть. За исключением того, что я не подхожу ему. И он мне не подходит. Он пробуждает во
мне желание сжечь свою жизнь и станцевать на её пепле.
Но я не могу сказать это человеку, которого знаю всего несколько недель, поэтому
вместо этого я играю, выражаясь музыкой, чтобы хоть немного облегчить душу. Одинокая
слеза выдаёт меня, катится по щеке, поэтому я сосредотачиваюсь на роскошных обоях
позади Егора.
Он бросается ко мне и садится на корточки рядом, его пальцы впиваются в мои колени.
— Посмотри на меня.
Я крепче сжимаю виолончель, словно она щит, и продолжаю смотреть на стену позади
него.
Он осторожно убирает инструмент из моих рук, откладывает его в сторону и занимает
его место между моих колен.
— Валя, посмотри на меня. — Егор нежно вытирает большим пальцем слезу на
моей щеке, а нежность в его глазах заставляет меня расплакаться сильнее.
Но я держусь.
— В чём дело?
— Ты мне очень нравишься. — Правда просачивается, тонет в его прекрасных
зелёных глазах, в которых сейчас столько серьёзности, сколько я никогда не видела.
Он облизывает губы.
— И что тебя огорчает?
— Это делает меня глупой.
— Ты не глупая. — Его руки ласкают мои бёдра. — О чём ты? Ты хочешь большего?
Да, я хочу всё это. Я хочу больше этой яркой жизни, которую проживаю, когда ты со
мной! Но это не может продолжаться долго. Могу ли я просто оставить своё место в одной
из самых желанных симфоний в России и последовать за ним, как одна из поклонниц? Кем
я тогда буду? Как я тогда останусь собой? А мои цели?
Если у нас не будет серьезных отношений, то я останусь ни с чем. И без этих отношений
я стану безликой.
Было бы так легко сказать — да и потребовать — чтобы он забрал меня, но тогда я
перестану быть Валя и буду только девушкой Егора.
Я хочу для себя большего. Плюс, у меня есть обязательства. И я даже не знаю, являются
ли наши отношения для него чем-то большим, чем просто очередная интрижка.
Он берёт меня за подбородок и заставляет посмотреть на него.
— Скажи мне, — нежно звучит его голос.
Вздыхаю и говорю большую часть правды. Правды, которая важнее всего для меня.
— Я хочу знать, что я для тебя значу. Что я для тебя не очередная интрижка. Я хочу, чтобы это что-то значило.
— Ты что, шутишь? — Его голос дрожит от неверия, и он опускает руку.
Какая же я идиотка. Конечно, для него в этом нет ничего особенного.
— Прости. Это было так наивно, — мой голос настолько полон смущения, что у меня
опускаются плечи. — Мне лучше уйти.
Его хватка на моей руке напоминает тиски.
— Нет, не лучше. Ты действительно думаешь, что ничего не значишь для меня?
Надежда больше смущает, чем стыд, но она наполняет меня, и я не могу оторвать взгляд
от его лица.
Егор качает головой.
— Ты глубоко внутри меня, прямо под моей кожей, Валя. Я написал песню о тебе,
чтобы попытаться избавиться от мыслей о тебе, но это не сработало. Я не могу перестать
думать о тебе. И, кажется, уже никогда не перестану. Я больше ни с кем не был после ночи с
тобой. — Он словно почти зол из-за этого.
— Я не могу думать о том, чтобы трахать кого-то
ещё. Не после тебя. Сколько песен мне нужно, чтобы вытащить тебя из моих мыслей?
Я набрасываюсь на него грубым поцелуем, единственным, что я могу сделать, потому
что он сказал то, что жило у меня в сердце, но никакие слова не изменят наши судьбы.
Мышцы его спины напрягаются под моими ладонями, когда я пытаюсь притянуть его ближе.
Обвивая меня сильными руками, Егор встаёт, закидывая мои ноги себе на бёдра и,
подхватывая меня под задницу, несёт в спальню, нежно гладя руками и сверкая глазами.
Я расцепляю ноги и опускаюсь вниз, касаясь стопами пола и оставляя достаточно
места, чтобы суметь раздеть его. Мне хочется запомнить каждый сантиметр его кожи и
впитать как можно больше того, что откроет взору одежда, которая теперь растёт кучей на
полу.
Доверие.
Егор  толкает меня назад к кровати, положив одну руку на нижнюю часть моего
живота. Дрожь пробирает моё тело, и я отодвигаюсь назад, пока не касаюсь головой
подушки, и жду, пока он присоединится и войдёт в меня.
Его член упирается в моё бедро, когда Егор растягивается рядом со мной и выводит
узоры на моём животе нежными руками. ( Дальше пишет  Егор )
— Я кое-что хочу.
Что угодно.
— Что?
— Я хочу трахнуть тебя без презерватива.
Секс без презерватива? Моё сердце ударяется о рёбра.
— Я никогда не делала этого раньше.
— Я тоже. Все мои тесты в порядке, я чист. Я хочу, чтобы между нами ничего не было.
Мне нужно чувствовать твоё тепло на своём члене.
Я чиста и принимаю таблетки, и мне бы тоже этого хотелось: ощутить его внутри,
чтобы он наполнил меня, когда кончит. Я доверяю Егору и хочу получить последний
сумасшедший опыт с ним, прежде чем жизнь увлечёт нас друг от друга. Я хочу быть первой в
чём-то, чтобы он тоже меня запомнил, даже пусть только так.
— Мне тоже это нужно.
Он оставляет чувственные поцелуи на моей груди, прокладывая дорожку к соскам,
обращаясь ко мне между движениями языка по моей коже и посасываниями:
— Я хочу, чтобы твоя киска пропиталась моей спермой, словно ты моя. Хочу, чтобы ты
почувствовала, как она будет стекать по твоим бёдрам, когда ты будешь идти, а потом я
снова трахну тебя и почувствую, насколько влажной я тебя сделал. А затем заставлю тебя
истекать влагой.
Да.
Я таю под ним. Он тоже хочет чувствовать, что я — его. Эта мысль заставляет меня
улыбаться, пока он не начинает целовать ниже, изгоняя все мысли из моего разума, кроме:
— Боже, да.
Мои глаза закрываются, и я тону от ощущений, которые остаются после движений его
ловкого языка на моём клиторе. Резкий щипок по соску заставляет меня задохнуться и
распахнуть глаза.
Егор поднимает голову и отпускает меня.
— Не Бог поедает эту красивую киску, Валя.
— Ты уверен? Мне кажется, будто я на гребаных небесах.
Он тянет меня дальше вниз по кровати.
— М-м-м. — Егор переворачивается на спину. — Сядь мне на лицо и соси мой член
своим грязным ртом. — При взгляде в его глаза я не смею спорить.
Поэтому не делаю этого.
Его член оказывается у меня во рту, прежде чем седлаю его грудь, чувствую широкий и
твёрдый ствол, подёргивающийся на моём языке. Я осторожно потираю его напряжённые
яйца, когда жестко опускаюсь ртом на член. Со стоном он хватает мои бёдра и тянет тело
назад, раздвигая ноги и облизывая мои складки.
В такой позиции ощущения совершенно иные, и я наслаждаюсь разницей, играя с его
яйцами и всасывая его так глубоко, как могу. Я не в силах остановиться, мои бёдра
двигаются и прижимаются к его рту, когда он раздвигает мои ягодицы и проводит языком по
анусу, сбивая меня с ритма.
— Мне нужно быть внутри тебя сейчас же.
Не говоря ни слова, я скатываюсь с него на кровать. Егор раздвигает мои бёдра
своими, устраиваясь на мне, и потирает головкой своей жёсткой длины вверх и вниз по моей
киске, покрывая её моей влажностью.
Затем он отводит свои бёдра назад и ласкает мое лицо, глядя на меня с нежностью,
грозящей разорвать меня пополам.
— Боже, ты такая красивая, — выдыхает он.
— Не Бог лежит под тобой.
Его улыбка нежная.
— Ты права. Передо мной богиня.
Его член толкается в меня, заканчивая разговор.
Жар его тела, мягкая бархатная кожа, двигающаяся внутрь и наружу — это почти
нереально выдержать. Есть только он и я, и доверие, которое мы каким-то образом создали
между нами.
Наши руки и пальцы переплетаются, чтобы максимизировать контакт. Я раздвигаю
ноги шире, желая принять его глубже, но этого мало. Пытаюсь притянуть его ближе, но это
тоже не работает.
— Перевернись.
Он вытаскивает член и поднимается.
Я лежу на животе и раздвигаю ноги, глядя через плечо на него. Этот стройный
мускулистый торс действительно невероятен. С диким взглядом он поднимает мои бёдра
вверх, подтягивая задницу, кладя подушку мне под бёдра.
— Твоя задница, детка, — он качает головой, разминает мои ягодицы твёрдым
прикосновением, посылая боль в сердце.
— Пожалуйста. — Я немного ёрзаю, умоляя всем своим телом.
Его член возвращается в меня с резким толчком, его вес подталкивает мой клитор по
подушке. Я развожу ноги так широко, как могу, задыхаясь, когда головка его члена
проникает так глубоко, как только возможно.
— Ты в порядке, детка?
— Ещё.
О, и он даёт мне. Снова и снова, всё сильнее и быстрее, входя и выходя, наказывая мою
киску невыносимым удовольствием. Мои руки сжимаются в кулаки, а пальцы на ногах
поджимаются. То, что он умеет проделывать своими бёдрами, незаконно. Ни одна женщина
не сможет отказать ему в чём-либо, пока он внутри неё, поглаживает её внутренние стенки
идеальным членом и ровным ритмом.
Восхитительное трение между нами создаёт скользкий жар, который я никогда не
чувствовала прежде, и он обливает меня, топя в удовольствии. Просовывая руку между
подушкой и телом, Егор осторожно потирает мой клитор.
Я пропала.
Во мне нарастает давление, и моя киска напрягается, чуть не сдавливая его член силой
оргазма, проносящегося по моему телу, зажигая каждый нерв, как аварийный маяк.
— Я вот-вот кончу, — говорит он тихим встревоженным голосом.
Киваю, и через секунду Егор напрягается и наполняет меня — я это чувствую —
горячими струями спермы, прежде чем осторожно рухнуть на меня. Я хочу обнять его и
притянуть поближе, но довольствуюсь его бицепсом и чувством его веса на себе. Когда наше
дыхание замедляется, он заваливает на нас на бок, не выходя из меня, но подтягивая мои
ноги к себе, чтобы я легла маленькой ложечкой. Его рука двигается по моему телу и между
моей грудью.
Чувствую, что должна поблагодарить его, но это было бы странно, поэтому не говорю
ничего. Его тело идеально прилегает к моему. Я буду скучать по этому.
Не думай о будущем.
Его вздох покрывает теплом мою лопатку.
— Я уезжаю из Москвы на следующий этап тура.
— Питер. — Нет смысла притворяться, что я этого не знаю. — Я посмотрела
график.
Он кивает, лениво лаская мою грудь.
— Питер. потом Краснодар. После Москва.
— Да ты у нас артист мальчик.
Интересно, а его улыбка такая же слабая, как моя шутка? Я знаю, что теперь снова
увижу его в журналах и на рекламных щитах. Когда меньше всего буду ожидать, попадусь в
засаду, видя его на таблоидах или по ТВ. Я раскритикую каждую песню, надеясь увидеть в
ней время, которое мы провели вместе. Будет слишком легко зациклиться на том, с кем он встречается. Расстаться будет сложнее, чем раньше.
Даже в концертном зале теперь остались его призраки.
Я обнимаю Егора,желая остановить время, чтобы мы могли так жить.
— По крайней мере, у тебя довольно гибкий график, — говорит он. — У тебя есть время
на жизнь вне работы.
Отвечаю ему смехом.
— О нет. Это только разминка. Когда начнётся сезон, я буду играть несколько раз в
неделю, не считая репетиций. Ты застал меня в тишине перед бурей.
— А вот ты попала в поле поражения моего урагана. Как вовремя.
— Твой тур почти закончен, да?
Он снова вздыхает, на этот раз дольше.
— Потом нужно вернуться сразу в студию. Нам нужно разобраться с парой дел перед
выпуском альбома. После мы, вероятнее всего, отправимся в другой мини-тур, на этот раз в
Анапу.  Мы давно там не были, кажется, последний альбом действительно вышел в Москве. —
Его голос звучит ровно и низко — он никак не хочет этого прямо сейчас — и это
неудивительно. Он уже несколько месяцев в разъездах, и это началось сразу после безумия с
реалити-шоу.
Я поворачиваю голову, чтобы посмотреть на него.
— У тебя будет свободное время до этого?
Он приподнимается на локте, устраиваясь поудобнее, чтобы посмотреть на меня.
— У меня будет неделя, может, две, если мы запишем треки и быстро решим все дела в
студии. — Лёгкая горечь оттеняет его тон. — А затем всё начнётся заново.
— Мне жаль, что у тебя нет больше времени для себя. — Я практически вижу тёмные
круги, образующиеся под его глазами, пурпурные пятна истощения. Я знаю, как он себя
чувствует.
— Нужно усердно работать, чтобы остаться на этой сцене. У людей короткая память.
Если останавливаешься слишком надолго, они забывают.
— Никто не сможет забыть тебя и твою музыку, — я стараюсь прикрыть свою
ошибку. — Интересно, если бы люди знали, что работа может превратиться в мечту, они бы
всё равно всё бросили и сбежали в противоположном направлении? — Я целую его
ключицу.
— Возможно, нет. Хорошо там, где нас нет.
Это правда.
— Занятость — это хорошо. С ней время идёт быстрее.
— Действительно хорошая проблема, и я знаю, что мне повезло, что мне платят за
создание музыки. Это мечта, и я живу ею.
— Я тоже.
Его взгляд проходится по моей фигуре.
— Я ценю это, но в то же время мне надоело жить на чемоданах. Я скучаю по дому.
Я хлопаю по простыне.
— Не то чтобы это плохо, но нет ничего лучше твоей собственной кровати. Где твой
дом?
Он прижимается чуть ближе ко мне.
— У меня есть дом в Москве.
— Ты тут живёшь?
Он кивает.
— Я купил особняк. Как банально — Артист с особняком в Москве.
— Держу пари, там красиво.
— Да, хотя я начинаю забывать, как он выглядит. Хотел бы я увидеть твой дом до того,
как уеду.
— Там ничего особенного. Старенький домишко, который отремонтировали и
меблировали нержавеющей сталью. — Я рада, что он не был в моём доме. Пусть у меня
будет хоть одно место без воспоминаний о нём, чтобы я могла превратить его в убежище.
— Знаешь, в пятницу у меня большая вечеринка в Москве. Много ужасных типов из
индустрии. Куча испорченных поп-звезд, которые ничего не делают сами.
— Звучит ужасно. — Я вздрагиваю, затем вздрагиваю от того, как хорошо до сих пор
ощущать его внутри себя.
— Это будет кошмар. Ты должна стать моей парой. Мы сможем убедиться, что никто из
них не воспримет себя слишком серьёзно. — Его член снова начинает твердеть во мне —
новое чувство, которое заставляет меня подавиться воздухом, потому что на этот раз он
возбуждается только моим телом. Его возбуждает мысль о нас.
— А меня вообще впустят? Может, мне уже начинать учиться делать лицо уточкой. — Я
пытаюсь поднять настроение, хотя мои голова и сердце кричат от радости и ужаса
одновременно.
Егор касается моего соска тыльной стороной пальцев.
— Мы заявимся туда и напомним им, на что похожа настоящая музыка, и речь не о том,
как ты выглядишь. А о том, что она заставляет нас чувствовать.
Я фыркаю.
— Да, потому что ты действительно крут в глазах других, Егор.
Он хлопает ресницами.
— Приятно осознавать, что я больше, чем просто красивая мордашка.
— Это так, — говорю я серьёзно. И ты заставляешь меня переживать опасные,
захватывающие дух эмоции.
Он ложится и крепко обнимает меня.
— На что бы походила наша жизнь, если бы ты поехала со мной?
Как я могу ответить? Как я могу позволить себе представить это?
— У меня были бы проблемы со спиной из-за ревностной борьбы со всеми фанатками,
которые постоянно бросаются на тебя.
— Конечно, но это заняло бы всего, сколько, три часа в день? Тебе нравится плавание?
У меня есть бассейн.
— Нравится, если подворачивается момент.
— Значит, решено. Ты скажешь своему дирижёру, чтобы шёл нахрен — у тебя отпуск —
и поедешь со мной. Ударение на слове — поедешь.
Если бы было так легко. Мысль заставляет меня улыбнуться, но нужно оставаться
реалисткой.
— Я же знаю, что ты шутишь. И даже если это не так, у меня выступление в пятницу. —
И на всю оставшуюся жизнь. — Это торжественное открытие симфонии, когда множество
важных лиц приходит на коктейльную вечеринку, а симфонисты должны развлекать
спонсоров болтовнёй.
— Это хотя бы весело?
— Может быть, для кого-то и да. Я же подобное ненавижу. Это заставляет меня
чувствовать себя отвратительно, как будто мы очаровываем людей, которые готовы дать нам
деньги за то, чтобы мы продолжали играть музыку, которую будем играть в любом случае.
Если спонсоры хотят сделать пожертвование, они должны делать это без помпезности и
политических игр.
Егор целует моё плечо.
— У меня такое ощущение, что дело не только в симфонии.
Он с такой лёгкостью читает меня.
— Мой отец постоянно выставлял меня напоказ в таких кругах. Это заставляло меня
почувствовать, будто меня похитили или что-то в этом роде. Играющая обезьянка, которая
хлопает в ладоши за доллары. Я просто хочу играть музыку.
— Мне знакомо твоё чувство. Иногда спонсоры действуют так, словно мы им
принадлежим. Я устаю улыбаться перед камерами, позировать с тем или иным дурацким
продуктом, который никогда в своей жизни не использовал, и мне вдруг платят за то, будто я
не могу жить без него.
— Они платят тебе за фальш, а мне платят только тогда, когда я могу убедить скучных
патронов в том, что наша версия классики — то, что надо.
Мы оба замолкаем, осознавая, насколько далеко на самом деле находятся наши миры,
но в некоторых отношениях они абсолютно одинаковы. Мы оба — винтики в механизмах
настолько больших, что они могут поглотить нас.
— Пусть это будет тебе моим обещанием. — Поцелуи, которые он оставляет на моей
шее, посылают спирали удовольствия прямо к клитору. Видимо, задняя часть шеи у меня
является одной из эрогенных зон.
— Да? — притворяюсь дурочкой, ощущая покалывание.
— Думаю, тебе стоит взобраться на меня и использовать мою сперму в качестве смазки.
— Ни одной женщине не понадобится смазка с тобой, Егор.
— Других женщин нет. — Он дважды толкается в меня, прежде чем выйти и снова
перевернуть меня на спину. Его сперма и моя смазка текут по моим бёдрам, как тёплый мёд.
Избыточная влажность позволяет ему тереться головкой члена везде между моих ног,
скользя по мне, от чего у меня подгибаются колени.
Я улыбаюсь.
— Но я начинаю видеть преимущества твоей смазки.
Он бросается вперёд и требует глубокого грубого поцелуя, от которого у меня кружится
голова.
— Залезай на меня.
Больше влажности покрывает внутренние части моих бёдер, когда я широко раздвигаю
их, чтобы оседлать его. Он прав, это чертовски горячо, и я хочу этого, хочу больше. Я
наклоняюсь вперёд, случайно толкая мои груди ему в лицо.
Егор сжимает их вместе и облизывает взад-вперёд, уделяя больше внимания моим
соскам, заставляя меня снова чувствовать боль от желания заполучить его, прежде чем я
осознаю, что могу иметь и то, и другое. Пропускаю руку между нами, направляя его и
опускаюсь на каждый твёрдый дюйм его члена, пока мы снова не становимся одним целым.
Егор откидывается назад, схватив меня за бёдра и прижав к своему члену. Каждый
кубик пресса напрягается, и эти длинные, мускулистые V-образные мышцы становятся более выраженными с каждым поворотом его бёдер.
Я хочу запомнить его вот таким. Я сверху, в позиции власти, но он — тот, кто
руководит, без усилий направляя меня к очередному оргазму. Он садится и сгибает ноги в
коленях, одной рукой дотягиваясь до моего клитора. Другая — вокруг моей киски,
покрывает её спермой, прежде чем Егор вскидывает брови со порочным выражением лица
и тянется к моей заднице.
Боже ты мой.

|| Егор
Мне стыдно !!!  
Это у меня в первые
Без комментариев от меня

❤️