Шоубойз

~4~

Утром он не услышал звонка будильника. Проснувшись и разлепив веки, Химмэль удивился тому, что солнце уже так высоко в небе: потянувшись к телефону, он увидел, что тот благополучно выключился из-за разрядившегося аккумулятора. Выругавшись, Химмэль соскочил с постели, споткнулся о сброшенное и перекрутившееся с покрывалом одеяло, поднялся и выбежал из комнаты. Настенные часы в коридоре показывали девять утра – а он должен был проснуться два часа назад и к этому времени уже направляться в «Харима»!

Он бросился в ванную, но, дернув за ручку, обнаружил, что внутри кто-то заперся. Судя потому, что за дверью сквозь шум воды слышалось работающее радио, это была одна из сестер. Постучавшись, но не добившись ответа, Химмэль умылся на кухне, затем вернулся в комнату и принялся лихорадочно одеваться. Натянув на себя первую попавшуюся одежду и убрав встрепанные после сна волосы в хвост, Химмэль прошел на кухню, где, включив воду в раковине, принялся умываться и полоскать рот.

- Химмэ-тян, доброе утро! – появилась за его спиной мать. - Что ты будешь на завтрак?

- Ничего не буду, я опаздываю, - буркнул Химмэль.

- Нельзя так! – тут же возмутилась Кёко. - Сейчас я сделаю бутерброды и чай! Перекусишь, тогда и побежишь.

- Я ничего не буду, - повторил юноша. – Мне некогда.

Пока он ходил в комнату за заплечной сумкой, куда он положил мобильный телефон и устройство для подзарядки аккумулятора к нему, и обувался -  мать все же умудрилась намазать арахисового масла на разрезанную пополам сладкую булку. Химмэль взял булку, и кусая её на ходу, поспешно вышел, не попрощавшись с провожающей его матерью. 

Театр «Харима», обосновавшийся на цокольном этаже офисного здания, походил на котел, внутри которого бурлила наваристая похлебка: всюду было движение, голоса, звуки музыки и топот ног, каждый человек здесь занимался своим делом, не обращая внимания на остальных. На сцене передвигались декорации, проверялось перед вечерним представлением оборудование, и тут же сновала уборщица, драившая полы шваброй. Театр был небольшим, поэтому отдельных гримерок в «Харима» не имелось: за сценой, в большой комнате, рядами стояли гримерные столики с зеркалами и подсветкой, тут же находились несколько альковов, отделенных от общего помещения портьерами – за ними актеры переодевались. Сейчас, в преддверии вечера, эта комната была наполнена людьми: кто-то из них перебирал грим, кто-то старательно штопал театральный костюм, кто-то болтал по мобильному телефону, закинув ноги на столики. Везде царила духота – особенно в подсобных помещениях, поскольку кондиционеры в целях экономии включались только во время представления, а небольшие окна, открытые нараспашку, не приносили никакого облегчения в летнюю жару. Из под двери, ведущей в специально оборудованную курилку, выползал сизый табачный дымок, и, смешиваясь с запахами краски, лака, косметической химии и грима, прибавлял колорита театральному кумару. Остальные помещения были отданы под хранилища костюмов и материалов для декораций, но на этом владения семьи Кинто не заканчивались – с противоположной главному входу в театр стороны, находилась квартирка, где и проживали владельцы театра. Йоко, дочь Ариоки и Ихары Кинто, в буквальном смысле выросла в театре, с младенчества помогая родителям служить у алтаря Мельпомены. (1)