А после они ничего не обсуждают. Даже не пытаются заговорить об этом — словно и не было ничего.
Сун Лань не может выгнать прочь мысли о произошедшем, равно как и не может заставить себя открыть рот, чтобы первым нарушить негласный запрет на подобный разговор.
Он все никак не может понять, кто же они теперь друг для друга — и это его чертовски беспокоит.
Когда он, наконец, заканчивает с дровами и возвращается обратно, Синчэнь и Сюэ Ян сидят на крыльце так близко друг к другу, что почти соприкасаются головами, а спустя мгновение Сюэ Ян вскакивает с восхищенным, граничащим с истерикой (у него такое случается часто, словно он не умеет смеяться иначе) хохотом.
— Ты вытащил короткую, даочжан! — обличающе выкрикивает он, размахивая перед собой соломинкой. — Похоже, именно тебе сегодня тащиться на рынок!
— Опять? — переспрашивает Синчэнь, всем своим видом демонстрируя почти искреннее огорчение. — Скорее уж, похоже на то, что я самый невезучий человек в мире!
Соломинка, зажатая меж его большим и указательным пальцами, тонкая и длинная. Невооруженным глазом видно, что она откровенно длиннее той, что в руке у Сюэ Яна.
Сун Лань крепко сжимает зубы, чувствуя, как гнев растекается по венам, и как от этого раздуваются его ноздри, потому что Синчэнь не сопротивляется (никогда, собственно, не сопротивляется этому капризному выблядку), он встает, принимая свою судьбу, и конечно же намеревается выполнять чужую работу. Сун Лань почти выплескивает наружу свое возмущение, но стоит только даочжану сделать шаг ко входу в дом, как Сюэ Ян тут же хватает его за рукав, останавливая:
— Постой, ну! Я же тебя обманул! Снова обманул! — произносит он, все еще смеясь, будто провернул самый удачную шутку в мире. — Я просто пользуюсь тем, что ты ничего не видишь. Даочжан, ты и правда такой доверчивый!
Сун Ланю отчаянно хочется вынуть свой меч прямо сейчас, сразиться с ним, не давая ни форы, ни жалости, врезать кулаком прямо в это смазливое, наглое лицо, или хотя бы вжать мелкого засранца в землю, придавив сверху ногой… Ему отчаянно хочется, но он не делает ничего.
— Так и есть, — соглашается Синчэнь, кивая как-то неловко и пристыжено, но Сун Лань не понимает: это из-за слепоты, или из-за того, что тот не смог раскусить обман мальчишки. — Я и правда такой.
— Сейчас я возьму кошелек, — говорит Сюэ Ян примирительно, — и схожу на базар, куплю то мясо, ну…которое ты говорил.
Едва поднявшись на ноги, он улавливает взглядом присутствие Цзычэня, и его теплая снисходительная улыбка тут же превращается в кривую ухмылку.
— Даочжан Сун, — это приветствие звучит откровенно насмешливо.
— О, Цзычэнь! — восторженно окликает его и Синчэнь. — Ты принес дров?
— Да… Да, я принес.
Сюэ Ян проходит мимо, совершенно не выказывая озабоченности его колючим взглядом, но Сун Лань все равно продолжает смотреть ему вслед, по-прежнему кипя от злости. Эта злость граничит с яростью, бурлит на самой поверхности, клокочет, почти разрывая изнутри, не имея возможности выбраться наружу.
— Синчэнь, — наконец, произносит он, — я пойду с ним.
Синчэнь, конечно же, многозначительно молчит, будто бы всерьез размышляя о целесообразности такого поступка, а затем дает согласие:
— Если считаешь нужным.
Оставив корзину с поленьями, Сун Лань идет следом за мальчишкой в дом — настигнуть его легко: тот ковыряется в своем углу, выуживая кошелек откуда-то из-под подушки.
— А, даочжан Сун, — в его устах этот звание, нарочито-вежливое, почему-то звучит порочно и гадко. — Что привело тебя сюда? Неужели что-то…потерял?
Этот надменный тон смывает последние остатки терпения, Сун Лань молча хватает его запястья и мощным толчком вжимает спиной в стену, но ублюдок и бровью не ведет.
— Как грубо, даочжан Сун, — выдыхает он, кривовато ухмыляясь. — Сначала идешь за мной в спальню, а затем хватаешь меня вот так… что же подумают люди, а?
Сун Лань далеко не так наивен, как Синчэнь, он отметает эти поверхностные провокации на раз, лишь сильнее вжимая мальчишку в стену:
— Пользоваться слепотой хорошего человека… — цедит он едва слышно. — У тебя что, совсем нет совести, стыда или хотя бы элементарного чувства правильного и неправильного, а?
— Слепота даочжана…похоже, это твое больное место, м? — тут же отмечает Сюэ Ян, приподнимая брови и делает вид, что размышляет вслух: — Возможно ли, что даочжан Сун все еще испытывает чувство вины за некоторые события в прошлом, приведшие к столь плачевным последствиям?
Нежелательные воспоминания вынуждают Сун Ланя отпрянуть — но всего на мгновение — а затем он, собравшись силами, толкает Сюэ Яна в стену еще ощутимее — и на этот раз тот все же издает рваный выдох.
— По-прежнему груб… — откровенно насмехается мальчишка. — Даочжан Сун, такой святой и праведный на людях, кто бы знал, что ты такой грубый в спальне, а?
— Ты ни капли не сожалеешь о том, что сделал с его глазами, — отрывисто цедит Сун Лань. — Это твоя вина.
— Моя? — переспрашивает Сюэ Ян наигранно-изумленно и тут же снова смеется. — О, даочжан Сун! Это не я ослепил его. Даочжан Синчэнь отдал свои глаза добровольно, тебе, между прочим, отдал. Так что, разве это не ты виноват в его слепоте, м?
— Ты… — правда, такая бесстыжая, наглая и надменная, пляшет в черных глазах напротив, и Сун Лань не в силах сдержать этот стыд, обличенный в гнев. Его кулак взмывает в воздух еще раньше, чем он успевает сообразить и остановиться, но секундного замешательства хватает, чтоб чертов ублюдок нанес свой удар первым. Сун Лань достаточно тренирован, чтоб перехватить его в последний момент и отшвырнуть прямо на стол, стоящий аккурат посреди комнаты. Он наклоняет его вниз, укладывая грудью на деревянную поверхность, заламывает ему руки, тут же упираясь локтем в спину, не позволяя выровняться.
___________________________________________
В следующей главе начнется жесть
