Когда закончится кровавый дождь...

Дешёвое шоу

По ушам ударила популярная музыка, что вырывалась басами из громадных колонок. Всё помещение разрядилось заезженными битами, подминая волю людей под себя и заставляя их выходить в центр. Молодые тела выворачивались на танцполе, пока тела постарше следили за ними как ястребы.

Мой мутный взгляд окунулся в эту атмосферу. Ушам уже не было больно, а тело отдалось иллюзии счастья. Только мутную пелену иногда прерывали яркие цвета софитов, что ослепляли на мгновение. Я помню, как касалась чужих тел в нелепых движениях по чистой случайности, но мне не казалось это случайностями. Хотелось ещё, чтобы ощутить себя частью этого реального мира.

Смех моих друзей тянет меня в глубь, не забыв пококетничать у бара с парнем, чтобы получить ещё один бесплатный коктейль. Лёгкий наклон вперёд, открывающий вид на женскую соблазнительную фигуру, непринуждённый взгляд безобразных глаз, и вот – в моей руке целых два бокала.

Я проваливаюсь в минутную эйфорию, когда моё тело погружается в промятый обшарпанный диван, где меня окутывают объятия «верных подруг», которые сразу же предлагают пригубить алкоголь. Предвкушающая улыбка говорит сама за себя – через минуту горло горит от процента напитка. Голова начинает слегка кружится, а сердце готово вырваться наружу, что ткань натягивается до предела.

Никогда ещё не ощущала себя настолько живой. Да, я живу: в этом вонючем клубе, с этими пьяными и отбитыми людьми, с запахом сигарет, но я живу. Я в полном порядке. Лучше и быть не может.

Бокал за бокалом, и мозг отключается. Ни одной лишней мысли в голове. Я отдаюсь в плен манящего греха, посылая всех на три буквы. Плевать, что завтра я пропущу экзамен. Плевать, что разрушу отношения с очередным ухажёром. Плевать, что от меня отрекутся родители. У меня есть ещё наушники и несколько пакетиков чая с собой – другая компания мне больше не нужна. Я приняла свою жизнь такой, нет больше рамок ограничивающей боли.

В ушах прозвучало тихое «лгунья». Глаза перестали различать цвета, а ноги заплетались в колючую лозу. Но я продолжала улыбаться. Даже не смотря на то, что уже была в руках чужого. Мне нравится запах дешёвого одеколона и слегка помятая одежда незнакомца. Лучший момент.

Не помню, почему мои руки прикоснулись к холодному кафелю. Я всё ещё была в порядке, когда проводила по своему лицу влажными руками, растирая густой слой туши и подводки. Подруг нет. Никого нет. Но я продолжаю улыбаться. Мне так хорошо.

Холодная вода. Я ощущаю её каждой частичкой своей кожи, что словно искрится под слоем жидкости. Я ощущаю, а значит я живу.

Ноги перестают пытаться выпутаться из поворотов этого вечера, позволяя мне скромно устроится на полу маленького туалета. Каблуки остаются где-то в стороне, отпуская затёкшие пальцы из своего плена. Сейчас я хочу ощущать лишь холод этого кафеля и больше ничего.

Помню, как дурацкую клубную музыку сменил привычный рок с жестоким текстом. Я просто переглушила тот ненавистный звон. Как хорошо. Меня больше ничего не держит. Только этот холод так манит.

Темнота, я одна, а в ушах по-прежнему звон.

Белый свет режет по зрачку, призывая глаза к слезам. Не поддамся, но когда несколько раз моргаю, одинокая капля жидкости стекает по щеке к уху. Неприятно, не хочу ощущать. Это не клуб. Но где же я?

Из руки исходит тоненький прозрачный шланг, что явно говорит о том, что я – больше не я. Даже одежда не моя. Но кто же я? Во рту гадкий вкус горечи, который заставляет щёки пылать. Напоминает мне тот самый дешёвый одеколон.

У кровати стоят родители, что презренным взглядом твердят: «Нужно было оставить тебя подыхать». Свобода. Её как не было, так и не появилось.

Я улыбаюсь, когда начинаю плакать сильнее. Я улыбаюсь. Не было друзей и не было холода – всего лишь белая порошковая иллюзия. А сейчас я на медицинском столе. Я улыбаюсь.

Я ощущаю, а значит я живу.