Мальчик с плохой памятью которого я не забуду

глава 1. На память.

«Ты... противен мне. Я ненавижу тебя... Как же жаль... Что я доверился, как наивный ребенок»

Дрожащими, обезкровленными губами говорил он умирая на руках у возлюбленного, друга и по совместительству - своего убийцы.

Юэ Лин приходил к Лан Мэю во снах, не важно ужас это, или иллюзия любви и объятий. Лан Мэй был рад видеть его каждый раз, и все равно, в гневе Юэ Лин или же такой, как при жизни... Самый родной и светлый человек.

Сегодня он сказал ему в мимолетном сне «прощай» подарив последний день, последние прикосновение и последнюю свою улыбку. Он ушел так быстро, что Лан Мэй не успел осознать это сразу, лишь только когда юноша видением рассыпвлся в руках. Неужели Юэ Лин больше никогда не придет? Не навестит?

Проснувшись, перед Лан Мэем была все та же тьма. Даже глаз распахнуть - не смог, как после самого ужасного кошмара.

Во сне Лан Мэй мог ясно видеть, рассматривать каждый цветочек под ногами, любоваться на алый закат солнца, который словно безмолвно указывал на конец, конец не дня, а совместной судьбы двух людей. Там он мог взглянуть на любимого человека, а в реальности... Ни возлюбленного ни зрения нибыло. Лан Мэй сам лишил себя и того и другого. По своей вине, сойдя с ума, отдал престол брату... Теперь кровь льется рекой под их ногами, она пронзает землю тонкими ручьями и стала столь привычной, что ее запах и вкус для Лан Мэя стал чем то обыденным, а другие люди не пугаются поалевших пятен на трупах родных: родителей, друзей, малых детей.

Отчий дом, дворец в котором рос Лан Мэй - потерял на веки прежнее название, теперь в нем лишь страдания, стены преисполненны истошными криками.

Лан Мэй знал о тирании брата, но нечего поделать не мог. Теперь в глазах людей он лишь искалеченный безумец, душевно больной, презираемый.

Такой, каким боялся стать.

Весна и не думала приходить, все еще лежал снег на тропинке. Лан Мэй чувствовал колючий холод под босыми ногами, и мороз заставляющий выходить клубы пара изо рта.

Каждое утро он ходил по знакомой безлюдной тропке к храму, в котором было все так же холодно, как снаружи. Припав коленями к ледянящему камянному полу, безмолвное эхо собственного дыхания было единственным, что он мог услышать. Каждое утро это повторялось снова и снова. Раскаяние, зудящая боль в груди не отпускавшая на протяжении девяти лет.