Ты ненавидишь дождь?

13

Дождь усилился, немилосердно врезаясь в кожу, в лицо, в одежду, и Федор был вынужден нырнуть под ближайший навес автобусной остановки, куда жестокие капли хоть и долетали, но куда в меньшей степени. За серой и безмерно плотной пеленой усилившегося ливня было почти не видно ничего дальше, чем на десяток шагов, будто это были не струи дождя, а туман, но туман не скрывающий мир, а пожирающий его, разрушающий, лишающий привычных очертаний и оставляющий за собой след, что еще долго будет напоминать о нем. Не самая лучшая идея - идти в такую погоду куда бы то ни было. Федор лихорадочно прикинул, как бы ему поступить. Ждать окончания дождя придётся довольно долго, вероятнее всего, он еще не скоро станет хоть немного слабее, до ближайшего автобуса не быстро, да и не туда он поедет, куда нужно Достоевскому. Вызвать такси? Никогда. Черноволосый ненавидел их. Ненавидел меньше дождя, но все же слишком сильно, чтобы воспользоваться, лишь в крайнем случае. В сердце нарастало раздражение от погодного явления, приятный до этого ветер срывал с плеч плащ, а дождь... О, в начале он даже понравился русскому, так хорошо было думать под мерный звук его капель, а ведь совсем недавно Достоевский их на дух не переносил! Впрочем, сейчас от их очарования и следа не осталось, лишь отвратительная сырость, гадкий звук да впустую потраченное время, что ему придется потратить, ожидая окончания ливня. Неприятно. Чертовски неприятно.

Пальцы быстрыми, но немного неловкими движениями набрали на мобильном номер Осаму, и застыли в ожидании, поднеся телефон к уху. Гудки.

-Да?- мягкий, слегка взволнованный голос на той стороне.

Черноволосый нечасто использовал телефон, во время жизни с семьей его часто ругали за бесполезные звонки, да и просто за бессмысленные разговоры... Впрочем, ведя затворнический образ жизни и не имея друзей, так что ему и звонить было как-то не за чем и не кому. Не потому ли звонки всегда отдавали неприятной ноткой какой-то запрещенности и неправильности?

Хотя, сказав, что у него не было друзей, русский несколько поспешил - у него была прекрасный крыс-альбинос, которого звали Винсент. Отец по пьяне наступил на него, не заметив, и Винсент не пережил этого. А ведь ему было два года, и это было самое близкое существо для восьми летнего Доста. Так много он рассказывал своему крысу, так часто тот засыпал у него на руках, разомлев от нехитрых ласк мальчика - почесываний за ушками, по шее, поглаживаний по спине... Винсент понимал, когда Федору было грустно, и в такие моменты тыкался носом в его лицо и руки, как бы поддерживая. Никто не мог почувствовать эмоции Достоевского через каменную маску равнодушия на его лице, но у Винсента это всегда получалось безошибочно. Впрочем, слишком много он думает о своем детстве сегодня, слишком много. Молчание затянулось, и обеспокоенный голос шатена вывел Федора из размышлений: