Ты ненавидишь дождь?

Часть 4

— Не знаю- честно ответил Федор, оборачиваясь до конца и встречаясь взглядом с тёплыми светло-карими глазами Осаму.

-Тогда зачем ты дал ему деньги? — недовольно поинтересовался Дазай, пристально смотря на русского. До этого почти так же на него смотрел мужчина, и если взгляд первого был неприятен и вызывал отвращение, то с шатеном все было иначе: несмотря на явное недовольство, написанное на лице, в глазах у того плясали теплые огоньки уюта и нежности, даря покой и принося свет душе Достоевского, мрак и тьма которой чуть не поглотила его с головой.

        Черноволосый тяжело вздохнул, и, про себя повторив весь разговор, пересказал его кареглазому.

-Аааа, — только и прошептал шатен, прошептал тихо и нерешительно, продолжая сверлить Достоевского взглядом, но уже не столько недовольно, сколько задумчиво и слегка сочувственно, от чего у Федора по спине пробежали мурашки, холодными лапками быстро перебирая по позвоночнику. Незаметно для самого себя Федор начал тонуть в этом взгляде, в этом бесконечно прекрасном, родном и любимом омуте, в этом болоте, которое, затянув один раз в свой сладкий плен, уже никогда не отпустит…

          Русский попытался избавиться от навождения, но вместо этого в глазах вдруг потемнело. Бессонница давала о себе знать, и обладатель лиловых глаз почувствовал, как теряет сознание. В ушах зашумело, но черноволосый успел услышать взволнованный голос Дазая, который что-то спрашивал у него. Неожиданно он покачнулся, и, ища опору, попытался облокатится на входную дверь, которая была в нескольких шагах от него. Только вот теперь её там не оказалось, и черноволосый неумолимо и, как ему казалось, безумно медленно падал на спину, прямо на холодный кафель в прихожей. Ещё несколько секунд он не осознавал происходящее, но резкий крик Осаму, прорвавшийся сквозь шум стучащей в его ушах крови, вывел его из некого транса, в котором Достоевский находился.

            Федора пронзил резкий страх, липкой пеленой окутывая сознание и не давая трезво оценивать ситуацию, шум утих, и на смену ему пришла гробовая тишина, которая невыносимо давила на уши, давила в сотни раз хуже шума. Неожиданно его полёт завершился, и завершился столь же неожиданно, сколь и начался. Его держали горячие и мягкие руки Дазая, а нос щекотал запах печеного яблока с грецкими орехами, изюмом, гвоздикой, корицей и бадьяном, запах Осаму.

-.....Хороший…мой… — одними губами прошептал Достоевский, после чего окончательно потерял связь с миром, покрутившись в темные лабиринты своего сознания.

* * *

Когда черноволосый очнулся, дождя уже не было, и на улице, впервые за несколько недель, светило солнце. Его лучи нечёткими полосками рассеянного света ложились на пол, прорываясь сквозь неплотно закрытые штор. Лёгкие пылинки невесомо кружили в них, будто танцоры под светом софит, или же птицы в первом весеннем солнце, что так долго не было видно. Федор попытался вспомнить, что же было после того, как он по терял сознание, но, увы, на ум ничего не пришло.

       Зато рядом был Дазай, на лице у которого светилась счастливая улыбка, а руки уютно обнимали русского за талию, прижимая к себе. Достоевский нежно обнял кареглазого в ответ, и, запустив руки под футболку, мягко провел по его спине, стараясь не касаться белых полос бинтов. Раны под ними были свежими, и любое прикосновение причиняло шатену боль.

-Ты проснулся,-тепло прошептал Осаму на ухо Федору, щекоча его своим дыханием,- ты потерял сознание, и потом, когда я привел тебя в чувство, ты тут же провалился в сон. Тебе лучше?

-Да,- тихо отозвался черноволосый, утыкаясь носом в грудь шатена.

-Хорошо,- кареглазый улыбнулся, пока говорил это, русский почувствовал это по голосу,- Я приготовлю завтрак?

- Угу, - пробормотал Федор, нежно касаясь губами ключицы Осаму и неохотно размыкая объятья,- Я скоро прийду.

Дазай встал с кровати, и направился на кухню, оставив черноволосого одного. Тот лениво прикрыл глаза, и медленно перевернувшись на спину, вновь открыл, задумчиво уставившись в потолок.