Я обязательно вернусь...

19

- Одну тебе, – Богом положил печенье на салфетку перед Джином и бросил щедрую горсть на свою тарелку, – и одну мне.

Джин пытался, правда всеми силами пытался искренне улыбнуться ребенку, но не смог. Он не мог улыбаться, зная, что Чеен рыдает в кабинете, оцепеневшая от горя и гнева, после того, как Хэин всё рассказал. Он знал это чувство, знал, как цепенеет рассудок. Как будто тебя бросили в Ледовитый океан посреди зимы, и тебе приходится плыть сквозь леденящую тьму, чтоб спастись. Но холод высасывает воздух из твоих лёгких, не давая даже шанса.

Когда пять дней назад ему сообщили о том, что случилось, сердце Джина наполнилось ужасом, и когда он смог связно мыслить, его первой мыслью было: «Я остался один». Второй: «Как я скажу Чеен?» Он едва удерживал на плаву самого себя, он утянет её на дно, им не доплыть до берега.

Но скорбь не любит одиночества.

Собравшись с мыслями, Джин подошел к телефону, но, подумав, отказался от этой мысли. Телефонный звонок? Даже он не настолько жесток. Он ведь собирался ехать в Пусан. Только и представить не мог, что причина будет такой. Не такой она должна была быть. Господи. Эти праздники будут полны пустоты и отчаяния. Хэин попросил его подождать пару дней. Сказал, что должен сам сообщить Чеен. Хэин наорал на него, спрашивая, как бы он себя чувствовал, если б что-то случилось с Суен, а ему не сообщили бы об этом сразу. Обрадовался бы он, если бы узнал о рождении дочери недели спустя? Хэин не нашелся, что возразить, но сержант выполнил его просьбу. И Джин никогда никому не признается в этом, но он был благодарен Чону за эту передышку, за дни, в которые он мог хоть немного свыкнуться с мыслью, что Джису больше нет. Наступило и ушло Рождество, и звонок Пак в Сочельник остался без ответа, позже Чеен получила от Джина сообщение, что он был занят, но скоро приедет в Пусан. Со скорбью и пеплом в подарок, думал мужчина, топя свое горе и неверие в бутылке виски. Напиваясь, он надеялся, что эта ночь никогда не кончится, потому что, черт возьми, он не может увидеть убитую горем Чеен. Он просто этого не вынесет.

Он был прав.

Всего виски в мире не хватит ему, чтоб забыть, как блондинка рыдала в его руках у открытой двери особняка, как плач сотрясал её тело, как дрожали ссутулившиеся плечи, и как резко охрип, огрубел бархатистый голос.

Почти час прошел прежде, чем Чеен успокоилась достаточно, чтоб можно было отвести её из прихожей в кабинет. И еще полчаса потребовалось, чтоб уговорить девушку выслушать Хэина. Она кричала на них, требуя, чтоб они убрались из её дома, катились, черт подери, с глаз долой, но когда из кухни выбежал Богом, торопившийся сказать маме, что печенье готово, и, увидев дядю, радостно закричал: