Never Fallen

Глава 23

В субботу — в день рождения Эндрю и Аарона — блондин сидит на столе и курит, отвернувшись к окну. У него в голове смесь эмоций, кружащихся внутри, как торнадо.
Словно часы, меняющиеся сутки за сутками с бешеной скоростью.
«Ещё один год», — сказала Би сегодня утром по телефону.
Как будто стать на год старше это то, чем нужно гордиться и что нужно праздновать.
«Бетси всегда была довольно глупой», — думает Эндрю, смотря на светлеющий горизонт, где день маячит как личное цунами.
Для него никогда не было ничего особенного в дне, в который его выбросили как ненужного щенка в мир, полный несправедливости и боли. День, в который Тильда Миньярд родила его и брата только для того, чтобы отдать, но забрать одного из них позже, был как трагедия на серебряном блюдце.
Нет. Вся радость праздника, которую Эндрю видел на лицах других детей в приюте, была жестко смыта с него ещё до того, как он научился читать.
Нет. Этот день не больше, чем цунами, которое бушует и рычит внутри него. Он, как и в другие обычные дни, тонет, словно тряпичная кукла.
Он не хочет привлекать к себе внимание, не хочет захлебываться. Солнце выглядывает из-под тёмно-серых облаков, висящих низко в небе над ним. Тени, формирующиеся за машинами на парковке с течением времени, становятся неясными силуэтами.
Нет. Эндрю не хочет даже пробовать снова соваться в этот водоём из эмоций.
Тем более он никогда не учился плавать. Эта мысль звучит довольно забавно, поэтому парень улыбается, удерживая сигарету между губ.
Рингтон телефона разносится единственным звуком в комнате, помимо видеоигры Ники и Аарона, и кузен тут же берёт трубку.
— Привет? — тихо говорит он, и Эндрю поворачивает голову вовремя, чтобы увидеть, как бледнеет лицо Ники. Толика любопытства пробивается сквозь густой туман в голове блондина. — Что тебе нужно?
Кевин переворачивает страницу одной из газет, которые разбросаны на его столе и которые он, скорее всего, использует для проверки результатов игр накануне вечером по всей стране. Звук бумажного шелеста странно громкий во внезапной тишине, пока Ники слушает, что говорит человек по другую сторону трубки.
То есть пока он не прижмёт телефон очень крепко к уху и не поднимется, выходя из комнаты без единого слова.
Эндрю смотрит на игру, стоящую на паузе. Цветной квадрат загрузочного экрана забавно прыгает, меняясь с синего на красный и обратно. Парень снова подносит сигарету к губам.
Дым поднимается в воздух с запахом, таким же отвратным, как сточные воды, завитушками, извиваясь волнами. Слабый ветер из открытого окна сметает его до невидимости, оставляя только запах. Небольшая часть дыма скатывается на пол комнаты и стелется очень тонким слоем, как фильтр на фотографии, прежде чем медленно исчезнуть.
Он ещё раз втягивает дым в лёгкие, а потом слышит тихий стук, спускающий Эндрю с небес к двери. У Ники есть ключ, но он не закрывал дверь, судя по тому, что она свободно открылась.
— А, Нил, — лениво машет Эндрю сигаретой Нилу, словно его желудок вовсе не упал вниз живота. Джостен оглядывается вокруг, как котёнок в новом месте, проверяющий, нет ли злых собак поблизости. — Здорово.
Нил хмурится, когда смотрит от телевизора к месту, где Эндрю сидит на столе.
— Надо поговорить.
— Не, сегодня неудачный день, — говорит Эндрю, и это правда. Он чувствует себя стаканом воды, слишком полным, чтобы поместить туда эмоции к Нилу. Пускай его глаза снова приковываются к чужому лицу, Эндрю ходит по краю своего психологического состояния. — Попробуй завтра.
— Я бы не стал вламываться на вашу вечеринку по случаю дня рождения, если бы это не было важно.
Лицо Нила остаётся совершенно пустым, а глаза спокойными, и это действительно не должно быть таким интересным…
— Сарказм из уст Нила? Твой список талантов расширяется.
— Всего две минуты.
— Какой настойчивый, — Эндрю ухмыляется, тратя на раздумья всего секунду.
Из того, что он знает о Ниле, это должно быть правда чем-то важным, либо близким к тому, потому что Эндрю может сосчитать на пальцах одной руки, сколько раз Джостен вёл себя так раньше. Этот факт поднимает волну любопытства (более острую, горячую искру, которая проходит по его коже горячим пламенем), и Нил выигрывает по всем фронтам, заставляя Эндрю не быть таким упрямым.
Парень выбрасывает сигарету в окно и закрывает его, прежде чем отвести Нила в спальню, и закрыть за ними дверь (ха). Блондин отходит от Джостена на пару шагов и только потом оборачивается.
— Тик-так, часики тикают, — сообщает Эндрю и наклоняет голову, когда Нил не начинает говорить сразу. — Моё внимание ты привлёк, теперь постарайся удержать интерес.
— Звонила мать Ники.
— Ой-ой, — резко говорит Эндрю и издаёт жужжащий звук. Возможно, ему следовало бы догадаться об этом, соединив несколько точек. То, как Ники стал бледным и ушёл, например. У вратаря нет сейчас ни единого желания слушать о Марии Хеммик. Не сейчас. Никогда. Особенно не сегодня. — Время вышло.
Парень делает шаг вперёд, мысленно возвращаясь к столу и пачке сигарет. Но потом перед ним появляется рука, и это ничего не значит… Эндрю знает, что Нил осознаёт, что не сможет удержать его, если Эндрю действительно захочет уйти. Этот жест больше просьба, чем требование, но Эндрю всё равно останавливается, когда любопытство возвращается.
Нил смотрит на него, и Эндрю смотрит в ответ.
— Приглашала его отметить День Благодарения.
— И он согласился, — не сомневается Эндрю. Он знает, насколько сильно Ники хочет, чтобы между ним и родителями всё было хорошо. — Ох, Ники, Ники, неисправимый оптимист. Казалось бы, знает этих людей как облупленных, — Эндрю немного лицемерит, ведь сам испытывает бессмысленное влечение и не может это остановить. — И всё равно побежит, а обратно вернётся в слезах и соплях. Квак-плак, — парень поднимает руку, вытирая несуществующие слёзы. — Их любовь имеет цену, которую он не в состоянии заплатить. Ради них Ники не расстанется с Эриком.
— На этот раз Эрик их не интересует, — говорит Нил, и Эндрю снова заинтересован. — Условие другое: вы. Ники разрешено прийти, только если он приведёт тебя и Аарона.
Вот оно.
— Вопрос решён, — Эндрю улыбается, чувствуя, как что-то трескается в нём.
Одно дело прийти одному и играть в приветливость со своими дорогими дядей и тётей. Смириться, позволяя их тьме сжирать его живым изнутри. Но привести Аарона… своего брата, который может попасть под влияние Марии (и быть близко к Лютеру), — это совсем другое дело.
— Отказать. Может, Эбби снова угостит нас индейкой, как в прошлом году. Она отлично готовит, только вот выпечка ей не даётся. Опять придётся покупать замороженные пироги.
Нил щурится, снова возвращая внимание Эндрю к его глазам.
— Почему ты не хочешь идти?
— А с какого мне туда идти? — спрашивает Эндрю, потому что у него есть целый список длинною в бесконечность причин, почему ему там не место. — Мы с Лютером не большие друзья.
— Насколько я понимаю, нас всех тоже нельзя назвать твоими друзьями, — говорит Нил, и Эндрю должен признать в этом правду. — Если ты как-то терпишь нас, почему бы не потерпеть Лютера? Ники считает, всё дело в обстоятельствах, при которых вы познакомились, но ведь именно Лютер вытащил тебя из колонии и помог вернуться домой к матери, верно?
И это правда.
Лютер вытащил Эндрю и заставил посмотреть на собственного брата, которого он никогда не хотел и никогда не просил. На брата, который выглядел как он, у которого дрожали руки и были стеклянные глаза, который сидел на наркотиках. Лютер привёл Эндрю к Аарону и Тильде, которая никогда не являлась его матерью.
— Она не была мне матерью, — озвучивает мысли блондин, а потом ждёт мгновение, чтобы этот факт прочно зафиксировался в чужой голове.
Но потом Лютер взял хрупкое, как новорождённый щенок, доверие Эндрю и позволил ему упасть на землю, ломая кости.
Слово «мать» никогда ничего не значило для Эндрю, не после того, как он вырос в тех приёмных семьях, где приходилось вырывать свою свободу зубами и ногтями. После перехода от одной катастрофе к другой — в форме приёмных семей, — слова «мать и отец» всё больше раскалывались, ломались и превращались во что-то тёмное и злое.
Нет. Это слово никогда ничего не значило для него, никогда не вызывало интереса. Может, в далеком детстве это и было чем-то нужным, но не сейчас.
— А вот Кэсс… Кэсс её, кажется, звали? — продолжает Эндрю, разглядывая хмурое лицо Нила. — Кэсс могла бы ею стать. Очень хотела. А, ты же не знаешь. Сейчас расскажу тебе эту историю, Нил. Ты слушаешь? Кэсс хотела меня оставить. Собиралась усыновить. Говорила: «Тебя будут звать Эндрю Джозеф Спир».
И как гордо и счастливо она звучала в тот момент. Как хорошо это звучало для него, смешиваясь с запахом весны и роз, которыми она пахла. Ха. И как грязно были запятнаны эти слова после того, как его погрузили во тьму. Они утонули и стали уродливыми. Зловещими.
— Собрала все бумаги, требовалось только моё согласие. Она считала, что я уже достаточно взрослый и сам могу выбирать.
— Спир, — произносит Нил, и Эндрю ненавидит, как это звучит из его рта. — Это же…
— Ричард Спир, — заканчивает за него Эндрю, не желая слушать это от него. На языке чувствуется горечь. — Я тебе про него рассказывал. Последний из моих приёмных отцов.
Нил смотрит и молчит мгновение. Этот момент Эндрю проводит бегая глазами по его лицу, выискивая в изгибах чужие эмоции.
— Ты только упоминал о нём, — медленно и тихо произносит Джостен. — Так почему тебя не усыновили? Из-за ареста?
О, если бы это было так. Если бы это арест был причиной того, что его не усыновили. Если бы того кошмара не существовало.
— Нет, всё наоборот. Я сел в колонию, потому что она хотела меня усыновить.
Потому что он узнал об Аароне, и он был не единственным, кто узнал о нём. И Эндрю действительно, действительно не мог позволить им встретиться на территории Спир.
— Но она всё равно от меня не отказалась. Говорила, что в стабильной семье я исправлюсь. Её родной сын, — говорит Эндрю, и вот оно: тьма, бесконечная пустота внутри него погружают когти внутрь, вырывая воспоминания наружу. — После школы хотел пойти в морскую пехоту, поэтому она даже предлагала мне часть денег, отложенных на его учебу. Хотела, чтобы у меня было будущее. Типа, моя личная Стефани Уокер.
Нил кивает, следуя за ним по истории дальше. Эндрю чувствует, как темнота, заполняющая его мозг под таблетками, создаёт что-то опасное и тянется к Нилу. Хочет схватить его за шею.
Хватает его за шею.
Этого достаточно, чтобы заставить Эндрю сосредоточиться. Чужой пульс на ладони заземляет его, но вызывает дрожь по позвоночнику и чувство падения. Нил. Нил. Это смешно. Этого не должно было случиться. Эндрю игнорирует это, прижимая большой палец к горлу Нила, чувствуя пульс чётче.
— Лютер позволил бы ей усыновить меня, если бы я сам того пожелал, — говорит Эндрю и смотрит в чужие глаза, коричневые, неправильные, достаточно широкие, чтобы он мог разглядеть своё отражение в них. — Он знал, что матери Аарона я нафиг не сдался, но хотел наладить мою жизнь. Будь он уверен, что Кэсс для этого подходит, сам сделал бы всё возможное, чтобы усыновление состоялось. Но я ведь не мог такого допустить, верно?
— Почему? — спрашивает Нил, его глаза бегают по лицу Эндрю в замешательстве. — Что плохого тебе сделала Кэсс?
О. Это не то, чего ждал Эндрю.
— Кэсс никогда бы не сделала мне ничего плохого.
— Тогда что пошло не так?
Много чего.
— Это уже другая история, — Эндрю не хочет её рассказывать, не хочет снова обжечься. — А я сейчас веду речь о Лютере и Кэсс. Лютер сказал, что может вернуть меня Кэсс. Чтобы он этого не сделал, я открыл ему один секретик.
— И он об этом кому-то рассказал, — предполагает Нил.
— Нет, — Эндрю фыркает. Если бы Лютер всё же открыл свой трусливый рот, это была бы совсем другая история. Блондин начинает постукивать пальцами по чужому горлу, улыбаясь намного шире, когда воспоминания снова и снова прокручиваются в его голове. — Это было бы слишком просто. Сам знаешь, такие секреты не выдают с бухты-барахты. Сперва мы просчитываем сопутствующий ущерб и пути отступления. Выстраиваем план, готовим себя к реакции окружающих и последствиям. Нет, Лютер никому ничего не сказал, а просто предпочёл мне не поверить. И это, как ты понимаешь, в тысячу раз хуже.
Нил сглатывает.
— Всё зависит от секрета.
— Точно, — произносит Эндрю и отпускает шею Нила, смотря на свою ладонь так, словно ожидает увидеть там ожог от кожи парня. — Нил, возможно, ты удивишься, но я не привык доверять людям. Если я говорю кому-то, что небо синее, а он отвечает, что я ошибаюсь, второго шанса этому человеку я не дам. Не вижу смысла.
— Так Лютер тебе не поверил или сказал, что ты ошибся? — говорит Нил, и сердце Эндрю замирает на мгновение. — Это принципиальная разница.
— О, — Миньярд снова смотрит в чужие тёмные, умные, полные тьмы и тайн глаза Нила. Да, разница действительно существенна. — Иногда я забываю, что ты умнее, чем кажешься.
Тогда лицо Нила забавно преобразуется. Его брови хмурятся, а на лбу появляются морщины. Он опускает глаза и закусывает нижнюю губу, а после снова смотрит наверх. Догадка в его глазах Эндрю не нравится.
— Он назвал это недоразумением.
Нил не идиот, супер. Но тело Эндрю застывает, реагируя на это слово. Мозг закипает.
Он чувствует гнев. Большую волну, прорвавшуюся сквозь лёд, смешивающуюся с весельем и любопытством и затапливающую… оставляющую задыхаться.
— Ш-ш-ш, — произносит Эндрю, глотая кислоту в горле. — Ш-ш-ш, не произноси этого слова. Ненавижу его. Я же тебя просил, зачем нарываешься?
— Эндрю…
— Нет, — говорит в предупреждении Эндрю. Он не повышает голос.
Дышать. Он должен успокоиться и не дать этому разговору повернуть в ещё более неправильное русло.
— С тех пор прошло пять лет, — наконец подаёт голос Нил. И потому, что он услышал его «нет» и повернул тему, в желудке появляется тепло. — Может, теперь он сожалеет о своих словах.
Маловероятно. С таким человеком, как Лютер Хеммик.
— Ты просто не знаком с Лютером.
— А познакомишь?
Эндрю позволяет словам Нила задеть свою душу, омыть очередной волной успокаивающегося океана, полного соли.
Слова Нила — вопрос, и Эндрю понимает, что его сердцебиение похоже на что-то опасно близкое к удивлению. Это просьба, а не требование, к которым парень привык от других.
И этого достаточно, чтобы привлечь внимание Эндрю. Достаточно, чтобы он сделал шаг назад и рассмотрел Нила с ног до головы.
Солнечный свет льётся в комнату из-под прикрытых штор, он бросает тени на силуэт Нила, но приглушённого света недостаточно, чтобы смягчить острые края его челюсти. Тьмы, которая живёт в душе Эндрю недостаточно, чтобы охватить огонь, медленно облизывающий его рёбра. Всех этих теней недостаточно, чтобы сделать Нила всего лишь фрагментом воображения.
— Что? — Эндрю хочет убедиться, что его уши не обманывают. — На кой тебе сдался этот святоша? Ты даже Рене с трудом терпишь, а за одним столом с Лютером и подавно не высидишь. Чуть огрызнёшься, и он устроит тебе обряд экзорцизма.
Нил пожимает плечами.
— Это может быть интересно.
— Может.
Чистая правда.
— Давайте пойдем все вместе, — говорит Нил, и Эндрю поднимает брови. — Аарон согласится ради Ники, а для Ники это шанс увидеть, изменились ли его родители, — Эндрю не нравится идея того, что Аарон войдёт в этот дом, но он позволяет Нилу продолжить. — Раз уж ты всё равно не отпускаешь от себя Кевина, бери и его. Вместо Лютера сможешь кидаться на меня. Представь, как трудно будет родителям Ники выдерживать нас пятерых разом!
По честному мнению Эндрю, смесь из них всех — рецепт катастрофы. Но опять же, это звучит весело. Будет забавно наблюдать за этим.
— Есть ещё вариант никуда не ходить.
— Но это не так интересно, согласись, — более заигрывающим тоном говорит Нил, и Эндрю фыркает.
— Я вообще не способен долго удерживать внимание, так что попытка вызвать у меня интерес — дешевый трюк.
— Но действенный.
— Фиг там.
— Ну пожалуйста.
Внутри него оживает ещё одна маленькая искра гнева, но она исчезает так быстро, словно её и не было.
— Терпеть не могу это слово.
— Твоему мозгоправу известно, что у тебя проблемы с половиной слов в английском языке? — спрашивает Нил.
О. Бетси отлично известно об этом ещё с самого начала. Она узнала эту информацию, приняла к сведению и больше никогда не использовала ни одного слова. Этот факт заставляет ухмылку вернуться.
— Ясное дело, у тебя никогда не было нормальной семьи и тебе этого не понять, но Ники обязан дать родителям ещё одну возможность. Если всё сложится удачно, эта встреча сломает лёд. Ники очень надеется, что мать изменит своё мнение. В противном случае, он может окончательно порвать с семьей.
О. Ники действительно стоит понять, что надежды не приводят ни к чему хорошему. Особенно не с такими людьми, как Мария и Лютер. У них наверняка есть причина, чтобы позвать к себе близнецов, только Эндрю пока не может понять какая.
Эндрю понимает, что Нил прав. Есть высокая вероятность, что Ники окончательно разочаруется в родителях, потому что Мария и Лютер Хеммик облажаются. Блондин ещё никогда не видел, чтобы они хоть когда-то были хорошими. Эндрю начинает гудеть. Ники больше не будет оглядываться назад, когда они очередной раз всё похерят. Эндрю ненавидит признавать это, но эта маленькая встреча — отличный способ ускорить процесс.
Эндрю принимает решение и снова тянется к Нилу, пальцами цепляясь за воротник его рубашки. Слегка дёргает, один, а потом второй раз.
— Последний шанс, — тихо говорит он. — Я даю Ники единственный и последний шанс. Но в День Благодарения я к ним не поеду и паинькой тоже не буду. Скажи Ники, пусть перенесёт дату и договорится, чтобы пригласили всех. Идёт?
— Идёт, — сразу же откликается Нил.
— Мы все об этом горько пожалеем, — Эндрю фыркает. Во всей этой ситуации есть то, чего он не может понять. Он отпускает Нила с улыбкой. — А больше всех Ники, если его папаша прямо из-за стола отправится на небеса.
Нил снова смотрит на его лицо, а затем спрашивает:
— Ты на самом деле убил мать Аарона?
— Это был несчастный случай. Полицейские отчёты не читал? — это не ложь, но и не полноценная история. — Нельзя же было без конца его колотить. Я предупреждал, чтобы она не смела поднимать на него руку, но она меня не слушала. Вот и получила по заслугам. Тебя это пугает?
— Я с детства привык видеть смерть. И не боюсь тебя.
— Вот поэтому ты такой интересный, — интересный до такой степени, что Эндрю не может дать по тормозам, как делал это раньше. Нет, он летит на полной скорости — опасно и интересно, — уже понимая, что разобьётся насмерть. — Прямо бесишь.
— Постараюсь быть более скучным.
— Как мило, — фыркает блондин и думает, что это будет невозможно. — Это между нами, да, Нил? Помни об этом. Попозже я тоже тебя кое о чём спрошу, но на сегодня хватит разговоров, так что давай, двигай. И скажи моему трусливому двоюродному братцу, пусть идёт назад.
Эндрю не идёт за Нилом, когда тот уходит. Даже не смотрит в его сторону. На горизонте, далеко над землёй, маячит освещаемое солнцем облако, похожее на широкую улыбку.
Примерно на ту, что на лице Эндрю.
Примечание к части
Следующая глава будет неимоверно болезненной. Возможно, мне потребуется больше времени, чтобы пережить это.
Пожалуйста, поддержите Эндрю.