Зацепить 13-го| Переплёт 13

Часть 4. Падение при посадке.

Джонни
Приложив немало усилий и продемонстрировав удивительное отсутствие самоконтроля, мне удалось уважать ее желания и проводить до офиса, когда все, что хотелось сделать, это подхватить ее на руки и побежать за помощью.
Я был в панике и беспокоился, и каждый раз, когда она стонала от боли или прижималась ко мне, беспокойство росло.
Однако, проведя последние десять минут за пределами кабинета директора, слушая разглагольствования и восторги мистера Туоми, я полностью потерял это драгоценное терпение.
Почему он не забрал ее у меня? Какого хрена я все еще стоял возле его офиса, держа на руках девушку в полукоматозном состоянии?
— Ее мать уже в пути, — объявил мистер Туоми с раздраженным вздохом, убирая телефон в карман. — Как это могло случиться, Джонни?
— Я уже говорил вам. Это был несчастный случай, — прошипел я, продолжая поддерживать девушку, прижимая ее маленькую фигурку к себе. — Вам нужно попросить Маджеллу осмотреть ее, я думаю, что у нее сотрясение мозга, — повторил я в пятидесятый гребаный раз.
— Маджелла ушла в декретный отпуск, — рявкнул мистер Туоми. — Что мне с ней делать? У меня нет обучения по оказанию первой медицинской помощи.
— Тогда вам лучше вызвать врача, потому что я разбил ее гребаную голову — парировал я, все еще держа девушку.
— Следи за своим языком, Кавана, — огрызнулся мистер Туоми.
— Да, сэр, — произнес стандартную фразу я, хотя на самом деле мне было наплевать и, если уж на то пошло, особого сожаления не испытывал.
Моя роль в академии регби означала, что в этой школе мне была предоставлена большая свобода действий, много привилегий, которых не было у других учеников, но я не собирался настаивать в свой первый день возвращения. Не тогда, когда израсходовал свою норму, покалечив новенькую.
— С вами все в порядке, мисс Линч? — спросил мистер Туоми, подталкивая ее так, будто она была сырой индейкой, от которой он не хотел подхватить тиф.
— Больно, — простонала она, прижимаясь ко мне.
— Я знаю, — успокоил я, притягивая ее ближе. — Мне так чертовски жаль.
— Господи, Джонни, это ее первый день. Родители, которые едут сюда, разнесут школу — это последнее, что мне нужно — прошипел мистер Туоми, проводя рукой по своим волосам с проседью.
— Это был несчастный случай, — выпалила я, начиная злиться. Она застонала, и я сделал сознательное усилие, чтобы понизить голос, когда сказал: — Я вряд ли хотел причинить девушке боль.
— Да, хорошо, скажи это ее матери, когда она приедет, — фыркнул мистер Туоми. — Ее уже забрали из общественной школы Баллилаггина за словесное и физическое насилие. И что происходит в ее первый день в коллежде Томмен? Это!
— Я не нападал на нее, — выплюнул я. — Я сделал плохой удар.
Взяв ее под мышку, я уставился на так называемую авторитетную фигуру.
— Подождите, — рявкнул я, вспомнив его предыдущие слова.
— Что вы имеете в виду говоря слова о причинении насилия?
Я посмотрел вниз на крошечную маленькую девочку у меня под мышкой. Кто мог напасть на нее? Она была такой крошечной. И хрупкой.
— Что с ней случилось? — я услышал свой вопрос, снова обратив внимание на директора.
— Кажется, я сейчас упаду, — прохрипела она, отвлекая меня от мыслей. Протянув руку, она сжала мое предплечье своей маленькой ручкой и вздохнула. — Все крутится.
— Я не дам тебе упасть, все в порядке, — автоматически ответил успокаивающим тоном. — Я почувствовал, как она начала соскользывать, и поднял ее на ноги, держась за это крошечное создание.
— Я держу тебя, — уговаривал я, крепче обнимая ее.
— Сядь с ней, — приказал мистер Туоми, указывая на скамейку, которая стояла вдоль стены снаружи его кабинета.
— Я пойду и найду компресс или что-нибудь в этом роде.
— Вы оставляете меня с ней? — спросил я, открыв рот. — Одного?
Директор мне не ответил. Конечно, он этого не сделал, чертов трус, потому что уже был в нескольких милях по коридору, отчаянно пытаясь уйти от ответственности, за которую ему платили.
— Бесхребетный придурок, — прорычал я себе под нос.
Расстроенный, повел нас к деревянной скамейке, бросив ее школьную сумку на пол, я осторожно опустил наши тела на скамейку, пока мы не сели рядом. Я продолжал обнимать ее за костлявые плечи, не смея отойти, опасаясь, что она упадет.
— Это просто здорово, — фыркнул я — Чертовски замечательно.
— Ты такой теплый, — прошептала она, и я почувствовал, как ее щека прижалась к моей обнаженной груди. — Как грелка.
— Хорошо, тебе действительно нужно оставлять глаза открытыми, — сказал я, запаниковав от произнесенных ею слов. Нервно подрагивая коленями, я повернул аккуратно ее на руках и обхватил лицо руками.
— Э-эй, — уговаривал я, слегка встряхивая ее лицо обеими руками. — Ну же... девушка? — добавил обращение неубедительно, потому что даже не знал имени. Я чуть не убил девушку и не знал ее гребаного имени. — Открой глаза.
Она этого не сделала.
— Эй-эй! Посмотри на меня — теперь я сказал громче и слегка покачал ее голову. — Посмотри на мое лицо.
На этот раз она сделала, как я просил.
Открыла глаза и, трахните меня, я непреднамеренно резко втянул воздух. Господи, эта девушка была так прекрасна.
Я заметил это раньше, конечно, у нее был поразительный вид, но теперь, видя ее так близко и имея возможность сосчитать веснушки на ее лице — к слову, их одиннадцать, — я понял, насколько она поразительна.
Ее голубые глаза, обрамленные густыми длинными ресницами, были большими, круглыми и чертовски красивыми, с небольшими желтыми прожилками в радужке глаза. Я даже не был уверен, что когда-либо раньше видел такой оттенок синего. Положа руку на сердце, у нее были самые великолепные глаза, которые я когда-либо видел в своее жизни.
Она имела длинные, до локтя, темно-каштановые волосы, густые и завивающиеся на концах. А за горой волос скрывалось маленькое личико в форме сердечка, гладкая, чистая кожа и крошечная ямочка на подбородке. Идеальной формы темные брови, изогнутые над ее убийственными глазами. Крошечный носик пуговкой, высокие скулы и эти пухлые, припухшие губы.
Губы, которые были естественного розово — красного цвета и выглядели так, как будто она сосала леденец или что-то в этом роде — я знал, что это не так, потому что я потратил последние полчаса, пытаясь не дать ей уснуть.
— Привет, — выдохнула она.
— Привет — облегченно выдохнул я.
— Это действительно твое лицо? — спросила она, опустив глаза, изучая меня с отсутствующим выражением. — Очень красивое.
— Э-э, спасибо? — неловко предложил я, все еще держа ее щеки в своих руках. — Это единственное, которое я имею.
— Мне оно нравится, — прошептала она. — Это хорошее лицо, — прежде чем снова закрыть глаза и наклониться вперед.
— Нет, нет, нет, — пробормотал я, немного грубо встряхивая ее. — Оставайся в сознании!
Застонав, она снова моргнула, просыпаясь.
— Хорошая работа, — похвалил я с тяжелым выдохом. — А теперь не засыпай.
— Кто ты? — прохрипела она, полностью полагаясь на мои руки, чтобы держать голову прямо.
— Я Джонни, — сказал я ей, сдерживая ухмылку. — А кто ты?
— Шэннон, — прошептала она. Ее веки немного опустились, но быстро распахнулись снова, когда я коснулся ее щек. — Как река, — добавила она с легким вздохом.
Я усмехнулся ее ответу.
— Ну, Шэннон, как река,, — сказал я весело, отчаянно пытаясь заставить ее сосредоточиться и говорить. — Твои родители уже в пути. Они, вероятно, отвезут тебя в больницу на обследование.
— Джонни, — простонала она, а затем поморщилась. — Джонни. Джонни. Джонни. Это плохо...
— Что? Что плохо?
— Мой отец, — прошептала она.
— Твой отец? — я нахмурился.
— Ты можешь спасти меня?
— Тебе нужно, чтобы я спас тебя? — складка между бровями усилилась, пока я пытался понять, что она имеет в виду.
— Ммм-ммм, — сонно пробормотала она. — Погладь меня по волосам.
— Ты хочешь, чтобы я погладил тебя по волосам?
Она кивнула и наклонилась вперед. Придвинувшись ближе, я повернул ее тело так, чтобы голова упала на мое плечо, и, обхватив ее лицо одной рукой, использовал другую, чтобы погладить волосы. Это была неловкая позиция, но я справился.
Господи, какого хрена я делал?
Я покачал головой, чувствуя себя идиотом, но все равно продолжал делать то, что она просила. Все шло хорошо — до тех пор, пока она не легла лицом на мой член. Дернувшись от безумно интимного контакта, не говоря уже о внезапном толчке осознания в моем члене и обжигающей боли в паху, я попытался отодвинуть ее лицо от своей промежности, но она громко застонала, сопротивляясь. А потом она задрала ноги на скамейку и устроилась поудобнее, чтобы хорошенько полежать на моем члене.
К черту мою жизнь.
Держа руки в воздухе и подальше от ее тела, потому что обвинение в сексуальном домогательстве было мне нужно так же, как и дырка в голове, я огляделся в поисках кого-нибудь, кто мог бы мне помочь, но никто не пришел. В коридорах, к счастью, не было взрослых.
К черту эту школу.
Я думал о том, чтобы убежать, но я едва мог сбросить девушку с себя. Да, потому что разбить ей голову было недостаточно, блядь, плохо. Итак, я просто сидел, оставив ее голову у себя на коленях, когда ее щека прижималась к моему члену, и молился Богу, чтобы он дал мне силы игнорировать чувства, растущие внутри, и не получить эрекцию.
Помимо очевидной причины ужасного выбора времени, мой член был травмирован. Ну, дело было не столько в том, что был сломан мой член, сколько в окружающей области, возбуждение могло привести к тому, что я потеряю сознание прямо рядом с ней. Но потом она захныкала, и звук вернул беспокойство, катастрофа была предотвращена.
Как будто у этого действия существовал собственный разум, моя рука переместилась к ее лицу.
— Ты в порядке, — уговаривал я, борясь со своей тревогой, а также желанием лелеять эту девушку, что было новым и в равной степени пугающим чувством для меня. Убрав волосы с ее щеки, я заправил темно-коричневые завитки ей за ухо, а затем продолжил гладить ее больную голову.
В том месте, где мяч соприкоснулся с ее кожей головы, образовалась внушительная шишка, поэтому я погладил область кончиками пальцев, используя легкое прикосновение. — Это нормально?
— Ммм, — выдохнула она. — Это... хорошо.
— Хорошо, — пробормотал я с облегчением и продолжил поглаживание.
Слабый шрам привлек мое внимание там, где ее висок встречался с линией волос. Не думая о том, что я делаю, я провел пальцем по дюймовому углублению на коже и спросил:
— Что здесь произошло?
— Хм?
— Вот, — я провела пальцем по старой отметине. — Это откуда?
— Мой отец, — ответила она, тяжело вздохнув.
Моя рука замерла, когда мой мозг зарегистрировал ужасный по содержанию ответ. — Засыпаешь снова?
Когда она не ответила, я другой рукой осторожно потряс ее за плечо. — Шэннон?
— Хм?
Я постучал по старому шраму кончиком пальца и сказал:
— Ты хочешь сказать, что твой отец сделал это с тобой? — я старался говорить спокойно, но это было непросто, потому что внутри меня клокотало внезапное желание калечить и убивать.
— Нет, нет, нет — прошептала она.
— Значит, твой отец этого не делал? — мне нужно было подтверждение. — Он точно этого не делал?
— Конечно, нет, — пробормотала она.
Спасибо, черт возьми, за это. Я выпустил воздух, который неосознанно задержал.
— Джимми?
— Я Джонни.
— Ох. Джонни?
— Да?
— Ты злишься на меня?
— Что? — вопрос, произнесенный так тихо, сбил меня с толку, и я уставился на нее сверху вниз, чувствуя желание защитить от всего.
— Нет. Я не сержусь на тебя, — сказал я ей, делая долгую паузу, задерживая пальцы, прежде чем спросить:
— Ты злишься на меня?
— Я думаю, да, — прошептала она, возобновляя движение. Мои глаза закатились, и я подавил стон. Вот черт!
— Ты не можешь этого делать, — отрезал я, все еще удерживая ее голову.
— Делать что? — она удовлетворенно вздохнула, затем потерлась щекой о мое бедро.
— Злиться?
— Нет, — выдавил я, снова удерживая ее голову неподвижно. — Злись сколько хочешь, просто перестань тереться головой о мои колени.
— Мне нравятся твои колени, — выдохнула она, закрыв глаза. — Они как подушка.
— Да, эм, ну, это мило и все такое... — я сделал паузу, чтобы еще раз обхватить ее лицо руками — Но мне больно, поэтому мне нужно, чтобы ты этого не делала.
— Делать что?
— Тереться об меня, — прохрипел я. — Вот так.
— Поэтому тебе больно? — она тяжело вздохнула и спросила:
— Ты тоже сломан?
— Возможно, — признал я, перемещая ее лицо на свое здоровое бедро, что ж, лучше на то, которому меньше больно. — Оставайся здесь, хорошо? Не двигайся — это была скорее просьба, чем приказ.
Подчинившись, она больше не двигала головой. Используя свободную руку, чтобы подавить напряжение, образовавшееся у виска, я подумал о том, в каком дерьме я буду.
Я пропускал занятия. Был голоден.
Сегодня вечером у меня была клубная тренировка.
Мы с Гибси договорились о занятии в спортзале сразу после школы.
Физиотерапия с Дженис завтра после школы.
В пятницу у меня был школьный матч.
На выходных у меня была еще одна тренировка с молодежью.
У меня был чертовски плотный график, и мне не нужна была эта драма. Несколько минут прошло в болезненном молчании, прежде чем она снова пошевелилась, и за это время я продумал в голове все причины, по которым мистер Туоми был некомпетентным директором. У меня образовался список длиной с мою руку, когда девушка снова попыталась сесть.
— Будь осторожна, —предупредил я, вертясь вокруг нее как наседка.
Я помог ей принять вертикальное положение и при этом умудрился соскользнуть со скамейки. Каждый мускул к югу от моего пупка протестующе закричал, но я не отодвинулся. Вместо этого я продолжил приседать перед ней, держа руки по обе стороны от ее талии, чтобы в любой момент поймать
— Ты в порядке, Шэннон?
Ее длинные каштановые волосы упали вперед, закрывая ее лицо, будто одеялом.
— Я... я так думаю, — она медленно кивнула головой, глубоко нахмурив брови.
— Хорошо — я обмяк, мое облегчение было ощутимым.
Затем она наклонилась вперед, положив локти на бедра, открыв глаза и глядя в мои, и внезапно она оказалась слишком близко для комфорта — и это о чем-то говорило, учитывая, что не менее двух минут назад ее лицо было у меня на коленях.
Мы были слишком близко друг к другу.
Внезапно я почувствовал себя очень незащищенным.
Мои руки переместились с ее талии на бедра, автоматическая реакция на то, что женщина наклоняет свое лицо к моему. Я быстро одернул себя, убрав руки, чтобы вместо этого отдохнуть на скамейке.
Прочистив горло, я выдавил слабую улыбку:
— Ты жива.
— Едва ли, — прошептала она, вздрогнув, голубые глаза прожигали дыры в моих, изучая меня теперь с большей ясностью.
— У тебя ужасный прицел.
Я рассмеялся над ее словами. Они были так далеки от правды, что я ничего не мог с этим поделать.
— Что ж, это впервые, —задумчиво произнес я.
— Я не привык, чтобы меня критиковали за мою способность отбивать мяч.
Я не был прирожденным десятником, но у меня был приличный прицел и способность бить с дальней дистанции, когда это было необходимо.
— Да, — прохрипела она. — Ну, твоя способность отбивать мяч чуть не убила меня.
— Справедливое замечание, — признал я, съежившись.
Недолго думая о том, что я делаю, я протянул руку и заправил ее волосы за уши. Я почувствовал, как она задрожала от прикосновения, и быстро отругал себя за этот шаг.
Не трогай ее, придурок. Держи свои руки подальше.
— У тебя странный голос, — объявила она затем, голубые глаза встретились с моими.
— Мой голос? — я нахмурился
Она медленно кивнула, затем застонала и снова обхватила лицо руками.
— Твой акцент, — пояснила она, тяжело дыша.
— Это не коркский акцент, — о на все еще держалась за голову, но теперь была более бдительной.
— Это потому, что я не из Корка, — ответил я, не в силах удержаться от того, чтобы протянуть руку и пригладить прядь ее волос. — Я родился и вырос в Дублине, — услышал я свое объяснение, заправляя непослушный локон ей за ухо. — Я переехал в Корк с родителями, когда мне было одиннадцать.
— Итак, ты Даб, — заявила она, явно удивленная этой информацией. — Джекин.
Я посмеялся над термином и отбросил один из своих. — А ты Калчи.
— Мои двоюродные братья живут в Дублине, — сказала она мне.
— Ах, да?
— Клондалкин, я думаю, — ответила она. — А как насчет тебя?
— Черная скала.
— Саутсайд? — ее улыбка стала шире, глаза стали более внимательными. — Ты прекрасный парень.
— Я кажусь тебе прекрасным? — я поднял бровь
— Я не знаю тебя достаточно, чтобы сказать. — она пожала плечами
— Ну, я не такой, — добавил я, чувствуя себя неловко при мысли о том, что она вынесла упреждающее суждение обо мне.
Мне должно быть все равно. Черт, обычно меня это никогда не волновало. Так почему я дулся из-за этого сейчас?
— Я верю тебе, — ее тихий голос прорвался сквозь мои мысли. — Ты никогда не сможешь быть прекрасным.
— И почему это?
— Потому что ты ругаешься, как моряк.
— Да, в этом ты, наверное, права, — я рассмеялся над ее рассуждениями
Она засмеялась вместе со мной, но быстро остановилась и застонала, схватившись за виски. Сожаление вспыхнуло во мне.
— Мне жаль, — сказал я ей, теперь твердым и немного тоном.
— За что? — прошептала она, казалось, наклоняясь ближе, когда она прикусила нижнюю губу.
— Что я причинил тебе боль, — честно ответил я.
Господи, мой голос даже не звучал так, как будто он принадлежал мне. Это было напряженно ... грубо.
Я прочистил горло и добавил:
— Это больше не повторится.
— Ты обещаешь?
Ну вот, она снова взялась за обещания.
— Да, — сказала я, теперь уже хриплым тоном. — Я обещаю.
— Боже, — простонала она, теперь морщась. — Все будут смеяться надо мной.
Эти слова, это маленькое, блять, предложение пробудили к жизни какие-то странные, чертовы эмоции, которых я раньше не испытывал.
— Мне так стыдно, — продолжала бормотать она, опустив глаза. — Обо мне будет говорить вся школа.
— Посмотри на меня.
Она этого не сделала.
— Эй — я сделал паузу и приподнял ее подбородок большим и указательным пальцами. Как только я убедился, что снова привлек ее внимание, то продолжил: — Никто не скажет о тебе ни слова.
— Но они все видели меня.
— Никто не собирается открывать рот по этому поводу, — понимаю, что мой тон граничит с гневом, я сбавил его и попробовал снова. — Ни команда, ни тренер, ни кто-либо еще. Я им не позволю.
— Ты им не позволишь? — она моргнула в замешательстве.
— Да, — подтвердил я кивком. — Я им не позволю.
— Ты обещаешь? — прошептала она, и крошечная улыбка тронула ее распухшие губы.
— Да, — хрипло ответил я, чувствуя, что отдал бы все гребаные обещания в мире, только чтобы эта девушка почувствовала себя лучше. — Я прикрою тебя.
— Нет, ты завладел моей головой, — прохрипела она. Она посмотрела на свое тело и вздохнула.
— На самом деле, я думаю, что ты разрушил все во мне.
Спасибо, черт возьми, за это, потому что ты прямо сейчас разрушаешь меня целиком, подумал я про себя.
Господи, откуда, черт возьми, это взялось? Отбросив эту мысль, я остановился на более безопасном:
— Я попрошу своих людей позвонить вашим людям, чтобы обсудить законопроект, — прокомментировал вместо этого.
Это вызвало у нее улыбку, настоящую улыбку, не застенчивую или маленькую. Это была мегаваттная улыбка, честное слово.
Она была просто чертовски хорошенькой.
Я ненавидел это слово, «хорошенькая» — это слово для слабаков, употребляемое женщинами и пожилыми людьми, но именно такой она и была.
Черт возьми, у меня было чувство, что ее красивое лицо будет запечатлено в моем сознании на очень долгое время. Но по-настоящему меня поразили эти огромные глаза, и у меня возникло безумное желание погуглить таблицы цветов глаз, чтобы понять, какой гребаный синий цвет у нее в глазах.
Я сделаю это позже, решил я. Жутко или нет, мне нужно было знать.
— Итак, — я попытал счастья, спросив, — это твой первый день?
Она снова кивнула, улыбка слегка дрогнула.
— Как у тебя дела?
Легкая улыбка приподняла ее губы:
— Все шло просто отлично.
— Правильно, — я съежился.
— Еще раз извини.
— Все в порядке, — прошептала она, изучая мое лицо своими большими глазами. — И ты можешь перестать извиняться сейчас. Я верю тебе.
— Ты мне веришь?
— Да. — она кивнула, затем резко выдохнула.
— Я верю тебе, когда ты говоришь, что это был несчастный случай, — выдавила она.
— Я не думаю, что ты намеренно причинил бы кому-то боль.
— Что ж, это хорошо, — понятия не имел, почему она думает иначе, но я не собирался допрашивать девушку. Не тогда, когда я наполовину покалечил ее.
— Потому что я бы не стал.
Она снова замолчала, отстраняясь от меня, и я обнаружил, что ломаю голову, что бы такое сказать. У меня не было объяснения, почему я хотел, чтобы она разговаривала со мной. Думаю, я мог бы свести это к необходимости держать ее в сознании. Но в глубине души я знал, что причина не в этом. Роясь в своем мозгу, чтобы найти, что сказать, я выпалил:
— Тебе холодно?
— А? — она посмотрела на меня с сонным выражением лица.
— Холодно, — повторил я, сопротивляясь желанию провести руками вверх и вниз по ее рукам. — Тебе достаточно тепло? Должен ли я принести тебе одеяло или что-то в этом роде?
— Я ..., — она сделала паузу и посмотрела на свои колени. Слегка вздохнув, она снова посмотрела мне в лицо и сказала:
— Я на самом деле горячая.
— Абсолютно чертовски точная оценка.
Крайне неуместный ответ сорвался с моих губ прежде, чем я успел отфильтровать себя. Я быстро последовал за этим, прикоснувшись к ее лбу, моя жалкая попытка проверить ее температуру, а затем торжественно кивнул:
— Ты определенно горячая.
— Я же говорила тебе. — Ее большие глаза были широко раскрыты и пристально смотрели на меня. — Я действительно, действительно горячая.
Бог.
Черт.
— Итак, — небрежно бросил я, пытаясь отвлечься от своих своенравных мыслей. — В каком ты классе?
Пожалуйста, скажи «пятый год».
Пожалуйста.
Пожалуйста.
Пожалуйста, боже, сделай так, чтобы она сказала «пятый год».
— Третий год.
Да, и это было так.
Она была на третьем курсе.
И вот так я наблюдал, как мой пятиминутный сон выплывает из окна.
К черту. Мою. Жизнь.
— А как насчет тебя? — спросила она тогда мягким и сладким голосом.
— Я на пятом курсе, — сказал я ей, отвлеченный внезапным и заметным приступом разочарования, охватившим меня. — Мне семнадцать и две трети
— И две трети, — хихикнула она. — Трети важны для тебя или что-то в этом роде?
— Теперь да, — пробормотал я себе под нос. Смиренно вздохнув, я посмотрел на нее и объяснил — Я должен быть на шестом курсе, но я повторил шестой класс, когда переехал в Корк. В мае мне исполнится восемнадцать.
— Эй, я тоже!
— Ты тоже что? — я спросил осторожно, стараясь не обольщаться, но это было трудно сделать, когда она сидела так близко.
— Я повторила урок в начальной школе.
— Да? — Я выпрямился, луч надежды зажегся во мне. — И сколько тебе тогда лет?
Пожалуйста, будь семнадцатилетней.
Пожалуйста, черт возьми, брось мне кость и скажи, что тебе семнадцать.
— Мне пятнадцать.
К черту мою удачу.
— Я не могу представить, какие дроби для шестнадцати лет в марте. Она нахмурилась на мгновение, прежде чем добавила: — Я плохо разбираюсь в математике, и у меня болит голова.
— Десять двенадцатых, — мрачно отчеканил я.
Тьфу. Просто охуенно. В мае мне исполнится восемнадцать, а ей еще десять месяцев будет шестнадцать.
Нет. Ни за что на свете.
Этого не произойдет.
Чертовски плохой план, Джонни.
— У тебя есть парень?
И почему, черт возьми, я должен был это спрашивать?
Ты почти на два года старше этой девочки, мудак!
Она слишком молода для тебя.
Ты знаешь правила.
Отойди нахуй.
— Нет, — медленно ответила она, щеки порозовели. — А у тебя?
— Нет, Шэннон, — я ухмыльнулся. — У меня нет парня.
— Я не имела в виду ... — Сделав паузу, она вздохнула и прикусила нижнюю губу, явно взволнованная. — Я говорила про...
— Я знаю, что ты имела в виду, — добавил я, не в силах сдержать улыбку, когда заправил этот блуждающий локон ей за ухо. — Я просто поддел тебя.
— О.
— Ага, — поддразнил я. — О.
— Ну? — она настаивала, тихим голосом. Она посмотрела на свои колени, прежде чем вернуть свое внимание к моему лицу. — Ты...
— Шэннон! — раздался испуганный женский голос, отвлекая нас обоих. — Шэннон!
Я перевел взгляд на высокую темноволосую женщину, спешащую к нам по коридору, с маленьким животиком.
— Шэннон! — потребовала она, приближаясь к нам. — Что случилось?
— Мама, — прохрипела Шэннон, переключая внимание на свою мать. — Я в порядке.
Мне было очень неудобно при виде выпирающего живота ее матери, я воспринял это как просьбу убраться на хрен подальше от ее несовершеннолетней дочери. Беременные женщины заставляли меня нервничать, но не сильнее Шэннон, которая как река.
Я встал и сделал движение, чтобы уйти и сразу загнанным в угол тем, что я мог описать только как невменяемая медведица.
— Что ты сделал с моей дочерью? — потребовала она, тыча пальцем в мое плечо. — Ну? Ты думаешь, это было смешно? Почему, во имя всего святого, дети такие жестокие?
— Что? Нет! — я выкрикнул в ответ, подняв руки в отступлении. — Это был несчастный случай. Я не хотел причинить ей боль.
— Миссис Линч, — уговаривал директор, вставая между женщиной и мной. — Я уверен, что если мы все просто сядем и поговорим об этом...
— Нет, — рявкнула миссис Линч хриплым от эмоций голосом.
— Вы уверяли меня, что в этой школе такого не случится, и посмотрите, что случилось в ее первый день! — Она повернулась, чтобы посмотреть на Шэннон, и выражение ее лица исказилось от боли.
— Шэннон, я больше не знаю, что с тобой делать, — рыдала женщина. — Я действительно не хочу, детка, мне думалось, это место будет другим для тебя.
— Мам, он не хотел причинить мне боль, — заявила Шэннон, вставая на мою сторону. Ее голубые глаза на мгновение метнулись ко мне, прежде чем вернуться к матери. — Это действительно был несчастный случай.
— И сколько раз ты рассказывала мне эту фразу? — устало спросила ее мать. — Тебе не нужно прикрывать его, Шэннон. Если этот мальчик доставляет тебе неприятности, тогда скажи это.
— Я не доставляю неприятностей, — запротестовал я, в то же время Шэннон закричала: — Он не доставлял.
— Заткнись, ты, — прошипела ее мать, сильно толкнув меня в грудь. — Моя дочь может говорить сама за себя.
Стиснув зубы, действительно заткнулся. Я не собирался выигрывать словесные споры с ее матерью.
— Это была полная случайность, — повторила Шэннон, вызывающе выпятив подбородок, все еще держась за голову своей маленькой ручкой. — Ты думаешь, он был бы здесь, помогая мне, если бы это было специально?
Это заставило женщину задуматься.
— Нет, — наконец призналась она. — Нет, я не думаю, что он бы — что, во имя всего святого, на тебе надето?
Шэннон посмотрела на себя и вспыхнула алым.