Какова история этого телефона? О нём мы ещё поговорим, ведь до слёз он довёл не только Кнайфа. Но поговорим чуть позже!
Что интересно, после того инцидента Краткий стал больше внимания уделять своей жертве домашнего насилия. От любви до ненависти и наоборот. Младшему просто нравилось, что ему снова уделяют внимание,что он не остался один, что его не променяли. И смысл в жизни вроде ещё есть.
Но разве это единственная причина? Разве не логично, что должна была последовать следующая попытка или Кнайф в конце концов бы просто ушёл? Что его держит?
Но ведь идти некуда. Некуда податься. Да и подаваться смысла нет. Малиновка – единственная причина ещё оставаться в реальности, просыпаться по утрам, ложить холодную еду в рот, умываться и заплетать на непослушных волосах хвостик. На улицу он не выходил, там страшно, там делать нечего. Там никто не ждёт. Там холодно, там веет чем-то чужим. Да и к прикосновениям старшего пришлось привыкать заново. Пришлось заново учиться находиться рядом. Когда руки касались плеч младший вздрагивал, тактильный голод давал о себе знать. В первое время он закрывался у себя и рыдал, рыдал от прикосновений, от внимания. Был слишком непривыкший к подобному.
Краткий обещал, что Ёшку бросит, но мы с вами прекрасно знаем, что он этого не сделает. Сам И Краткий тоже привязался к фиолетику, кажется, он любил его по-настоящему. Казалось. Любви ведь нет, не забываем? Или есть?
А что такое любовь? Что-то такое.. хрупкое. Что-то живое. Что-то живое, как человек со слабым здоровьем. Что-то кровавое. Что-то, что действует, как наркотик. Как селфхарм или героин. Оно причиняет боль, но когда привыкаешь – остановиться уже не можешь. Ты медленно убиваешь себя этой болью, медленно разцарапываешь свою плоть и плоть человека, что стал жертвой твоей привязанности, и это сравнимо с самоубийством.
–Ты точно не хочешь поговорить?–Удивительно, насколько же он был мягок теперь и как холоден.
Серый устало поднимал взгляд на старшего, что-то говорил взглядом. В его глазах читался крик о помощи, это нельзя было не заметить. Нельзя было игнорировать.
–У меня нет сил говорить.
Краткий хранил Кнайфа, как что-то драгоценное, сейчас его жизнь в руках малинового, такая хрупкая, такая пустая. Пустая и снаружи и внутри. В этих глазах больше нет жизни. Он тщательно берёг малого от всего, обращал внимание на любые намёки в речи на нежелание жить дальше, на любые царапины на руках иди ногах.
