Стигмалион |ЗАКОНЧЕН|

18. Спасение

  2009 год, мне шестнадцать лет

  Я впечатала эту мразь в борт, а потом разбила ей лицо хоккейной клюшкой. Игру остановили, меня отправили на скамейку до конца игры, а Вику увезли на скорой. Отличное завершение сезона. Ну, не считая того, что мать плачет второй день…

  Мои родители всю жизнь поощряли мои занятия хоккеем. Я пошла в спортивную школу в шесть лет. Мне нужна была социализация, нужны были друзья, нужен был спорт, чтобы снимать стресс и не быть размазней. И хоккей был одним из тех немногих видов спорта, где мне не пришлось бы носиться по полю в коротких шортах и майке, рискуя заработать ожоги от прикосновений с другими игроками. Я выходила на лед, завернутая в экипировку с ног до головы. В ней я чувствовала себя защищеной, свободной, такой, как все. Если бы у меня забрали хоккей, у меня бы забрали жизнь.

  Но после случая в доме Карнауховых меня все чаще одолевали вспышки беспричинной агрессии, которую не могли утихомирить ни доводы здравого смысла, ни мой психотерапевт Линдхардт, ни мольбы матери. Эта агрессия стала сопровождать меня повсюду, включая лед. Я всегда играла жестко, но с холодной головой. Но после происшествия в доме Карнауховых что-то переключилось в моих мозгах. Какое-то колесико сдвинулось, нарушая ход всех остальных.
Холодная голова? Уважение к противнику? Честная игра? Пф-ф, что дальше? Начнем дарить друг другу леденцы и котяток? Вперед, я не буду. Я скорее размажу по борту любого, кто встанет мне поперек дороги.

Тренер сначала порадовался такой перемене. Мол, один отчаянный сорвиголова в команде еще никому не мешал. Потом, после того, как меня регулярно начали выкидывать на скамейку, тренер потребовал «играть чище». И я играла так чисто, как могла: крови на льду нет – значит, чисто…

  Пока одной засранке из клуба Святого Олафа не вздумалось потягаться со мной. О Вике Измайловой я знала только то, что она самая здоровенная и задиристая участница в команде противника и у нее отпадная старшая сестренка, которая не пропускала ни одного матча.

«Я вертела твою мамочку на своем члене, и вагина у нее все еще ничего», – сказала мне Вика, глядя прямо в глаза, когда мы разыгрывали шайбу. Это было последнее, что она произнесла в тот день. Правда, еще были хрипы, которые она издавала, когда поперхнулась собственной кровью…

«У твоей сестренки, думаю, вагина тоже ничего. Хочешь, я расскажу тебе, как только проверю?» – прошептала я Вике, перед тем как нас наконец разняли. На льду после этой игры осталось огромное красное пятно, которое так и не смогли оттереть до следующего матча.