Стигмалион |ЗАКОНЧЕН|

29. Норвежские звери, ирландские пули

Прикосновения, которые мне раньше только снились. Её губы, жаждущие наверстать упущенное. Её язык – голодный, жадный. Её руки, обезумевшие от всего того, что я предлагала ей. Её глаза, наполненные яркими отблесками вспыхнувшего в нем пожара…

И все это предназначалось мне.

И все это я собиралась взять, не испытывая угрызений совести.

И пусть волны разбиваются о берега, пусть где-то существует Катя, которой она принадлежит, пусть триста голосов вопят в голове, что я должна остановиться, – я не остановлюсь.

Не остановлюсь.

Я припала к ней в неумелом, но опьяняющем поцелуе – самом лучшем, что у меня когда-либо был. Руки Юли заскользили по мне, горячие, исступленные. Слезы потекли по моим щекам – вот что бывает, когда получаешь то, что не надеялся получить. Словно за всю жизнь не слышал ни звука, а потом вдруг услышал музыку. Как будто всю жизнь мерз в снегу, а потом вдруг провалился в термальный источник. Словно всю жизнь был проклят, а потом вдруг стал всеми любим.

Я плакала, я гладила её лицо, я смеялась сквозь слезы. И каждый исторгнутый мною звук, каждое мое движение разрушали цепи, которыми он был скован так давно и так крепко. Она впивалась губами в мои губы, в мой подбородок, в мою шею, а когда и этого стало мало – рванула язычок молнии моего гидрокостюма, раскрывая по шву предназначенный ей дар. Так же нетерпеливо дети разрывают оберточную бумагу, чтобы достать игрушку: их пальцы дрожат, глаза устремлены туда, где рвется бумага, и дышат они глубоко-глубоко…

Молния разошлась до упора. Юля потянула ткань в стороны, обнажая мои плечи, освобождая грудь с отвердевшими от возбуждения сосками. Ей потребовалось время, чтобы извлечь меня из костюма полностью, и все это время я не дышала. А потом она освободила меня – от одежды, от одиночества, от проклятия Стигмалиона – и крылья, которым раньше некуда было расти, раскрылись за моей спиной…

Я взялась за ее гидрокостюм, и она помогла освободить его тоже.
Мне не пришлось волноваться о том, насколько чиста белая кожа диванов и полированное дерево барной стойки. Не пришлось ни к чему прикасаться ни ягодицами, ни голой спиной. Юля не позволила рисковать: просто подняла в воздух, удерживая мой вес на своих горячих ладонях и глядя на меня снизу вверх – так смертные смотрят в небо, силясь рассмотреть там божество. Я обвила её руками и ногами, мои волосы упали на её взволнованное лицо.