Стигмалион |ЗАКОНЧЕН|

20. Жестоко

– Повтори, – попросила я, вглядываясь в склоненное надо мной лицо Сони. Она только что разбудила меня и сказала что-то странное.

– Я сказала Вале, что отвезу ее в университет и покажу аудиторию. Но, кажется, я заболела. Ты можешь подвезти ее?

– Нет, – ответила я и перевернулась на другой бок.

– Юль, я не могу с ней так поступить. Я же обещала…

– Мне пофиг.

– А мне нет. Я ненавижу нарушать свои обещания. Я потом просто сама не своя. Ну пожа-а-луйста!

Я села в кровати, хмуро разглядывая Соню, которая не выглядела слишком больной. Только волосы торчали в разные стороны, но вряд ли это симптом гриппа. Скорее, симптом потерянной расчески.

– Если ты подзабыла: мне не по себе от одного ее голоса.

– А ты не говори с ней. Просто подбрось в универ. Она не разговорчивая, будет легко.

Не знаю, как так получилось, что я согласилась. Наверное, еще не до конца проснулась. Или Соня научилась подчинять меня своей воле с помощью одного только взгляда. Или во всем виновато воспоминание о том, как горько плакала Валентина Карнаухова на балконе позапрошлой ночью.

Ладно, подумала я, от одного раза не растаю. А потом пускай сестра подыщет какую-нибудь другую протеже. Мало, что ли, в этом универе первокурсниц? Да полно – роятся вокруг, зеленые, наивные, и трещат, как кузнечики, – бери любую, сажай в карман, сдувай пылинки. А вот Валентина Карнаухова– ядовитого скорпиона – лучше брось…

                                  * * *

Забавно было смотреть на то, как Валя снова входит в нашу с Соней квартиру, как смотрит на меня – нервозно и хмуро, как пытается говорить спокойно, но голос дрожит. Она была не рада перспективе оказаться со мной в одной машине, как и я была этому не рада. Она была готова сбежать, но Соня, словно предполагая это, уже провернула в двери ключ и начала хлопотать на кухне, предлагая Вале кофе.

– Сонь, я сама доберусь, – попыталась возражать она, но возражать моей сестре – это все равно что пытаться перекричать бурю, или плыть по водопаду вверх, или молиться – бесполезно, короче.

Мысли о пожарной лестнице, о побеге, о борьбе снова завертелись в голове, когда я услышала ее голос – мягкий, как маршмеллоу.