Неделя пролетела со скоростью света. Вот и наступила долгожданная пятница. День прошёл хорошо, а видя друг друга, так вообще прекрасно. Ребята отправились по домам и договорились подойти к школе в назначенное время, чтобы начать уже зачётную работу. На часах было уже ровно семь, но Ёнбока не было. Раздался звонок. — Алло, да. Хорошо, жду. Я буду за деревьями... Не испугайся. ...Хёнджин положил трубку. Через пятнадцать минут кто-то тихо подошёл к деревьям у подсобки. — Привет. Прости, что опоздал
Ничего, так даже лучше. Охранник только закончил обход двора и пошёл в здание. Учеников вроде уже нет на территории школы, кроме нас. — Пойдём. Ребята зашли внутрь подсобки. — Закрой лучше дверь на защёлку. Хван послушался и начал доставать свою любимую фактурную бумагу для сухой пастели. Было довольно темно, поэтому пришлось включить несколько фонариков. — Света хватит? — спросил блондин. — Да, должно, если что телефоном присвечу... Ты пока готовься, я разложу пастель и карандаши. Хван разложил свои принадлежности, направил фонарь, чтобы было хорошо видно рабочую поверхность, и один фонарь направил в сторону Феликса. Подняв голову, начал наблюдать за Ёнбоком. Только сейчас он заметил необычный макияж парня. Он стоял спиной и что-то доставал из своего рюкзака. Вдруг резко блондин разворачивается и кидает открытую пачку презервативов куда-то на пол, дальше бросает пару штук, судя по всему использованных, так как в них виднелась белесая жидкость. Из рюкзака он достаёт разбитую и сильно треснувшую вазу и кладёт её на бетонный пол... чуть поодаль от того места, где планировал сидеть. Дальше начинает расстёгивать свою чёрно-белую рубашку с того праздничного дня, когда всё произошло. Она была на запах и одно плечо можно было без труда оголить полностью. Затем расстёгивает штаны, слегка приспуская их с талии на самые бёдра, бросает свой ремень рядом с собой и рукой взъерошивает свои волосы. — Иди сюда, Джин... Мне нужна твоя помощь. Хван неспеша подошёл к Феликсу, который стоял в таком ужасном виде. — Ударь меня... — Что, прости? — спросил ошарашенный Хёнджин. — Ударь меня по губе... — Ты чё, с ума сошёл?.. Я не могу этого сделать... — Почему? А раньше ты запросто мог... — вопросительно взглянул блондин на одноклассника. У художника ком встал в горле. — ...Ладно, так и знал, что не сможешь, поэтому взял искусственную кровь. Намажь мне ватной палочкой у губы, только реалистично и немного. Хван послушался и, налив немного на палочку, подошёл к Ли и осторожно коснулся уголка губ, оставляя кровавый развод. Взгляд красноволосого упал на лицо – одна щека была чистая, без тонального крема, и россыпь веснушек покрывала одну щёку. — Как ты и хотел, уродские веснушки... — сказал Феликс, заметив взгляд на своём лице. — Они не уродские, они красивые! Хёнджин собрался возвращаться к своему рабочему месту. — Это ещё не всё... Укуси меня! Красноволосый знатно прихуел от такой просьбы. — Что? — Укуси меня за шею или за плечо, смотря, что там на рисунке видно будет. Сам себя я не могу... И я не такой крутой визажист, поэтому придётся сделать по-настоящему. — Но я... — Давай, я потерплю... Кусать – не бить! — и Ёнбок наклонил голову, оголяя шею. Хёнджин долго не мог решиться. — Ну, давай... Чего ждёшь... Пару укусов... Художник приблизился к чужой шее. Снова запах Ли ударил в нос, навевая воспоминания того злосчастного вечера. Он то ли от воспоминаний, то ли от бешеного желания снова чувствовать вкус Ёнбока впился в мягкую шею одноклассника. — Аай... — раздался тихий стон. — Прости... — Нормально... И ещё раз, где-то спереди на теле... Хван посмотрел и прикинул, где лучше, чтобы было видно. Он приблизился к месту ниже ключицы, почти на груди, и сильно впился зубами, оставляя след, а потом ещё раз, но уже засасывая кожу губами и будто целуя. Однако слегка увлёкся и сделал это раза три или четыре. — Аах... Джиин, о чёрт... Ммм... Остановись... — простонал более сексуально Ли. Хёнджина будто током ударило, когда он понял, что начал увлекаться... Стоны одноклассника помутили ему разум, и он еле оторвался от чужой кожи. — Блять, прости... Я что-то забылся... — Ничего... Я, кажется, тоже немного потерялся в пространстве и времени... Нежная кожа вмиг покраснела, и на теле сразу же появились грязные и пошлые следы от засосов и укусов... — Ну, в принципе, всё... А, стой! Свяжи мне руки. — Это точно необходимо? — Да... А что, думаешь, будет слишком? — Не знаю... Просто мне уже больно на это смотреть... — Так и должно быть... — Ладно, давай... — и художник связал руки блондина старой верёвкой, валяющейся ещё с прошлого раза. — Слушай, постели себе что-то под ноги – бетон холодный, и коленям будет больно, а ещё тут осколки зеркала везде... — Возьми мою олимпийку. Её не будет видно, она как раз чёрная. Хван постелил на землю свою спортивную кофту. Феликс стал на колени и принял позу. — Всё, пока замри! Сейчас я прикину, как смотрится. Тебе не сильно светит правый фонарь? — Нормально. Хёнджин окинул взглядом картинку... И сердце его сжалось от боли и ненависти к самому себе. Снова ком в горле... Он начал водить карандашом по листу, практически не отрывая взгляда от блондина. Зелёные глаза были наполнены болью и страхом, как и в тот раз... Связанные руки, взъерошенные волосы и кровь на губе... Это выглядело настолько больно, что Хвану казалось, его режут заживо. Он смотрел на несчастного парня на холодном бетоне, и сердце кололо так, будто его протыкают насквозь копьём и так несколько десятков раз. Осколки разбитого зеркала поблёскивали от света фонарика, и блики падали на оголённое тело. Разбросанные презервативы добавляли отвратности всей этой картине. Красноволосый смотрел и водил карандашами по бумаге, передавая каждую деталь и каждую мимику одноклассника. Сердце Джина разрывалось на части, и он сам не почувствовал, как на глазах выступили слёзы. Одна предательская слеза скатилась по щеке и упала на холст. — Ааа, блять... — Джин, что такое? — Ничего... Сейчас... — художник встал и отвернулся, пытаясь успокоиться и вытереть глаза. Он вернулся на своё место и продолжил рисовать. Было больно, и из-за этого рисовать было тяжело... Он боялся испортить своими слезами эскиз. Хван и представить не мог, что чувствовал Феликс тогда и что чувствует сейчас. А блондин старался не думать о том вечере, хотя вся эта затея навевала на него мрачные воспоминания. И пелена слёз тоже застелила глаза, но ему было всё равно... Солёная вода скатывалась по щекам, смывая остатки макияжа со второй нетронутой щеки. Хёнджин присмотрелся, а потом подошёл к своей модели. — Можешь повернуть голову чуть вправо?..Ты и слёзы себе накапал? — Нет, Джин. Слёзы настоящие... — ответил Феликс и ещё несколько ручейков сбежали по веснушчатой щеке. Эти слова просто порвали душу красноволосого. Он сел рядом с одноклассником на колени. — Прости меня, Ликс... Умоляю... Прости! Мне сейчас так больно, я не представляю, что ты чувствовал тогда и чувствуешь сейчас... — ...А твои слёзы?.. Твои... какие? — спросил Ли. — Мои тоже настоящие... Я теперь боюсь испортить ими эскиз. — Тогда давай на сегодня прекратим? — поднял глаза и пристально посмотрел на художника Ёнбок. Хёнджин кивнул. — Ты можешь одеваться, а я пока дорисую декорации, и можем идти. — Для начала развяжи мне руки, чтобы я оделся. — легонько улыбнулся блондин. — Точно... Точно... Иди ко мне... — красноволосый осторожно снимал верёвку и освобождал чужие руки. А последняя фраза была такой тёплой и приятной, что Феликс даже на секунду прикрыл глаза.
