БЕЗУМНАЯ ВЕДЬМА

6

Полгода спустя, окраина Халльштатт, ярморочная община в Австрии

— Зачем это всё?

Третий по счёту вопрос Эсфирь, естественно, проигнорирован. Как и большинство других вопросов, касающихся двух переездов за последние шесть месяцев, вечно-измученных мужских лиц и потока меняющихся людей.

Ко врачам её больше не водили, будто бы приступы оказались выдумкой или шуткой. Если бы не заботливые взгляды и постоянные успокаивания – Эсфирь и вовсе бы сочла всё происходящее за очередную порцию пыток. Её искренне пытались убедить в отсутствии болезни, хотя даже ежу понятно – психика девушки давно прокричала «адьос» и поскакала жить лучшей жизнью.

Что она имела в сухом остатке?

А) Бракованную память, что с каждым разом подводила всё больше и больше. Иногда казалось, что месяца в тюрьме и нескольких – в больнице – попросту не существовало. Единственным напоминанием о тех днях были непрекращающиеся бега, переезды и головная боль от ударов о злополучный кафель. Кажется, она сама усугубила своё положение.

Б) Человека, назвавшегося её братом, который действительно им оказался. Паскаль или, как она привыкла называть его, Кас – внушал доверие. И что-то подсказывало: он не позволит обидеть. Хотя бы по той причине, что, когда она назвала его сокращённым именем – в кристальных глазах заблестели слёзы. Наверное, ему безумно больно не иметь возможности подходить к ней так же близко, как Себастьян, но пока что Эсфирь устанавливала связь издалека, боясь причинить больше боли, чем сейчас.

В) Себастьяна – врача психотерапевта, который долгое время вообще слыл загадкой. Зачем помог? Почему не сдал? Позже Эсфирь узнает, что он – лучший друг её, здесь внимание, мужа! У неё – поломанной, бракованной, истерзанной – был муж. Как она поняла из обрывков разговоров и переглядок странной компании – того пытались найти. Эсфирь знала только имя – и то лишь потому, что оно выбито на рёбрах. Неужели она так сильно кого-то любила? Вот ведь парадокс, если учесть, что чувства внутри вымерли. И, по ощущениям, лет так сто назад.

Г) Равелию. Или, как та просила её называть – Рави. Это для рыжеволосой вообще оказалось головоломкой. Девушка модельной внешности представилась как хорошая подруга Каса, но тот трепет, с которым она смотрела на рыжую, та забота, которой она её окружала – наталкивала Эсфирь на мысль: «Не сестра ли она мне?». Да и как вообще пресвитер обзавёлся дружбой с такой как Равелия? Очередной парадокс.