! Вторая часть книги "Кровавый Король" (дилогия "Тёмный мир"!
Она всегда знала, что сила, которая течёт в её жилах - настоящее проклятие, не стоящее принесённых жертв. Но что если на кону стоит жизнь любимого? Чем можно пожертвовать ради того, ког...
К сожалению, это изображение не соответствует нашим правилам. Чтобы продолжить публикацию, пожалуйста, удалите изображение или загрузите другое.
«Щёлкни пальцами. Это всё, что тебе требуется. Он исчезнет, клянусь. Ты больше никогда не увидишь того, кто рушит нашу жизнь. Прислушайся к темноте внутри себя хотя бы сейчас!»
Эсфирь сильно щурится, до ярких белых пятен под веками. Она вроде бы уже несколько недель здесь или месяц? Уже не важно, если честно. В закоулках мозга, почти не замолкая, крутятся одни и те же предложения, а напротив всё чаще сидит один и тот же человек. Тот, у кого она совсем недавно рыдала на груди, вскрывая рёбра. Тот, кого тёмное желание внутри грудины требовало убить, вгрызться в яремную вену и ждать пока кровь не потечёт по подбородку.
Мужчина, который уверял, что он её «брат» — растворился на несколько недель, оставив гнить её в неизвестности; как и врач, что производил первый и последний осмотр. Медицинских братьев, избивших её, будто не стало вообще. И что-то подсказывало Эсфирь, что виновник всему человек напротив.
Опасный человек, хотя лично ей он пока что не сделал ничего плохого. Но почему тогда нутро дрожало каждый раз, когда он лишь обращал взгляд?
Доктор Тейт, по своему обычаю, сидит совершенно расслаблено, в противоположном конце новой тюрьмы. Нога закинута на ногу, а левая ладонь лениво подпирает щёку. И в этой позе весь он – доктор Гидеон Тейт: скучающий, расслабленный, не внушающий доверия.
Казалось, разговоры ни о чём стали новой фишкой. Погода, самочувствие, местная еда – каждодневные избитые темы. А большего Эсфирь и не могла выдать. Даже, если бы она помнила прежнюю себя, вряд ли бы раскрыла душу.
— А что касается мечты – ты считаешь это явление обязательным для каждого человека или же пустой тратой времени? — Гидеон не меняет положения, лишь едва заметно ёрзает на стуле.
Чёрт, он так старается не выдать своей заинтересованности разговором, её мыслями... ею. Она превратилась в душащее наваждение, в которое он нырял с разбега. Уходил на работу разительно раньше, переделывал все дела с завидной скоростью, а затем освобождал время для пациентки, заходил к ней по несколько раз на дню, сам делал процедуры, оставляя медсёстрам лишь капельницы, а затем разговаривал с ней до глубокой ночи. Он повернулся на ней, словно злой гений, свято лелеющий идею о порабощении мира.
