Мам, он немного старше... тебя

Внезапный визит в деревню

Больше всего на свете я не люблю мыть посуду. Остатки засохшей еды, жир, мерзкая губка, ещё и слив, в котором постоянно остается еда. Всё это даже звучит мерзко.

Но стоя на крыльце и разгоняя пену в тазике руками, я уже не думаю о том, что это ещё более отвратительная штука — мыть посуду не в раковине, а в тазике. Потому что голова занята не этим. Я наконец-то у папы в деревне.

Я безумно люблю своего отца. Он мой самый настоящий друг с самого детства. Он всегда понимал меня и находил компромисс в любых мелких и детских ссорах. Баловал сладким, защищал, когда меня ругала мама. И всегда успокаивал, когда я прибегала к ним в комнату в грозу. Укутывал одеялом и рассказывал сказки о бесстрашном принце и красивой принцессе, где в конце, конечно же, их ждала пышная свадьба.

Мне было десять, когда родители развелись. Папа любил выпить и частенько приводил в наш дом своих друзей. Моя мама — та ещё истеричка, но её я тоже люблю. Она не стала терпеть этих пьяных гулянок и подала на развод, как только они начали происходить чаще обычного. Мне, ребенку, который рос в достатке любви и внимания, никогда не понять, почему мама поступила именно так. Отец никогда не поднимал на неё руку, никогда не изменял и всегда был хорошим мужем и папой. Но, не смотря на все годы, что они прожили вместе, она хладнокровно подписывала бумаги в ЗАГСе. Мне вообще кажется, что она никогда его не любила. Разве что в молодости.

Они познакомились, когда были ещё подростками и у них сразу закрутился роман. Тот самый, где парень самый красивый мальчик в деревне, а девочка дочка строгого военного генерала. Всегда, когда пересматриваю старые фотографии, удивляюсь тому, как же интересно они раньше жили. Даже дух захватывает от одного только представления. Мотоциклы, деревенские клубы, вечерние прогулки… Свадьбу сыграли тоже рано. Переехали в город. А в день моей выписки из роддома маме вообще только исполнилось двадцать лет. Всю жизнь куда-то торопились и вот, что из этого вышло.

После развода папа уехал обратно в деревню и больше не приезжал. И после этого мы приезжали к нему всего раза три, и то мама так неохотно тащилась туда, из-за чего мы не задерживались у папы больше четырех дней.

И я не зря ждала летних каникул! Потому что наконец-то мама отпустила меня в деревню к папе. Она, конечно же, не поехала и понятно почему. У неё новый любовник, с которым теперь она проводит всё свое свободное от работы время. Этот любовник — Максим. Если честно, он меня очень раздражает. «Лапулик, поехали на море, а Машу оставим дома!». Больно надо мне ваше море! Даже то, как он называет мою маму, звучит отвратно.

Собственно поэтому я собралась и уехала в деревню.

Здесь тихо и хорошо. Нет городской суматохи, чистый воздух, домашние животные. Даже связь появляется через раз. Летом здесь особенно прекрасно. Хотя зимой здесь я была всего один разок. Но я успела запомнить, как ночью мерзнет нос на пару с ногами.

Приехала я внезапно и сюрпризом для папы. Я специально тихо открыла скрипучую калитку и на носочках, волоча за собой чемодан, кралась по уложенной камнями тропинке. Оглядываясь по сторонам, я удивлялась, как тут всё похорошело. Папа жил в двухэтажном доме. Красивый двор, аккуратный огород, резная деревянная беседка. Всего этого я не помню. Даже собачья будка изменилась! А пес всё тот же. Бимка. На самом деле злая собака, а внутри и вовсе дикий волк. Но своих может, разве что, зализать до смерти. Чужих не пускает. Меня узнал сразу же и зазвенел цепью, радостно прыгая из стороны в сторону и виляя хвостом. Я уткнулась ладошкой в его влажный нос и потрепала между ушей. Боялась, что папа выйдет на звон цепей, и Бимка испортит весь сюрприз, но он, кажется, не услышал. Я пригрозила собаке пальцем и пошла в дом.

Однако ни дома, ни в пристройке, ни на веранде его не было. Я обошла всю территорию, но отца и след простыл. Я уже успела расстроиться, что его нет дома, но потом вспомнила про гараж, где он постоянно зависает. Как смогу ему дозвониться, так он постоянно крутит свои болты. Я бежала до гаража с такой нарастающей радостью, что совсем забыла, что дверь гаража тоже скрипит. Вот как он постоянно здесь торчит, а двери смазать не может! Папа даже не обернулся, продолжал усердно что-то делать за столом. Пахло жженым деревом и лаком.

—Баб Тань, я же сказал, что мне не нужно вашего меда, кушайте сами! — протянул он, всё ещё смотря перед собой. Я не успела ничего придумать, как папа повернул голову и посмотрел на меня. Надо было видеть его лицо! Такую испуганную и одновременно радостную гримасу я ещё не видела! — Машка?! А ты как это здесь? — отец вскочил со своего стула, бросая выжигатель на стол.

Я громко рассмеялась, а потом мы долго обнимались. Он даже слезу пустил, когда узнал, что я приехала на целых десять дней, пока «лапулик» со своим Максимом развлекаются и купаются в море. Они, наверное, объедаются мороженым до самых мозгов! Я буду громко смеяться, когда мамин любовник сляжет с гнойной ангиной, даже громче, чем сейчас, в папиных объятиях.

—Чем ты тут занимаешься? — я прошла к его рабочему столу и села на стул, прокручиваясь на все триста шестьдесят. Папа взял со стола табличку в руки и повернул ко мне.

—Я, Марья Виталиковна, выжигаю нашему барбосу табличку, чтобы все знали, что у нас на участке орудует злая собака, — «Марья Виталиковна» — так меня называл ещё дедушка и иногда папа. Все в деревне называют его Виталиком, поэтому и я получила такое забавное отчество.

—Да-а-а, пап, наш барбос любого порвет, кто придет к нему без банки с тушенкой. — смеюсь я и снова кручусь на стуле.