Падение

Совятня

Совятня — прекрасное место для случайных встреч и любования видами...

всеми видами...

Мама по-прежнему требовала от меня частых писем, как раньше требовал их отец, с подробными результатами последних тестов, моими успехами на всех уроках, новостями о сезоне квиддича и о том, как дела у Слизерина в Кубке факультетов. Ей всё еще нравилось знать, чем занимается Золотое Трио вместе с Дамблдором и другие профессора. Как бы я её ни любил, но отрицать очевидное было довольно сложно. Отец в Азкабане, а его хозяин мертв. Хотя насчёт смерти можно поспорить. Но я знал, что не могу быть с ней излишне строгим, я знал, как трудно попытаться сойти с пути, по которому ты идёшь всю свою жизнь. Это почти невозможно. Я понимал, через что ей приходится проходить, но я был послушным сыном, поэтому присылал письма раз в две недели. Однако я никогда не вдавался в подробности. Я делал свои письма как можно более туманными и двусмысленными, потому что у меня закралось подозрение, что эти письма, вероятно, будут храниться до момента, когда отец сбежит. А он сбежит, это лишь вопрос времени. И я знал, что papá не сошел с ума, как многие другие заключенные. Я бы никогда не рассказал ему всей правды о себе. Не так, как я рассказал её одному зеленоглазому гриффиндорцу.

В субботу утром я встал, как обычно, рано. Это не обязательно. Но я всегда вставал рано. Потому что по утрам я просыпался весь в поту от ночных кошмаров. Хотя не все так плохо. Утро приносило тишину и умиротворённость. Когда в это время я выходил из общей гостиной, я редко встречал других студентов или профессоров. Изредка мимо проплывали призраки. Но встретить кого-то — большая редкость.

Отчаянно пытаясь выкинуть из головы остатки сна, я оделся и направился прямо в Совятню. Войдя в большую круглую комнату, я почувствовал, как прохладный ветер бьет мне в лицо. А когда я окинул её взглядом, мое сердце чуть не выпрыгнуло из груди. И дело не в том, что я кого-то увидел, а в том, кого именно.

Он сидел на окне без стекла. Черная копна волос — его отличительная черта. Его ноги были подтянуты к груди, руки крепко обхватывали лодыжки, а лоб упирался в колени.

Мне вдруг захотелось до него дотронуться. Почувствовать под своими пальцами его мягкую кожу. Он выглядел неожиданно маленьким, спрятавшись в оконном проёме. Это резко отличалось от его высокой фигуры, когда он играл в квиддич или сражался на дуэли. Казалось, что от него исходит аура силы, когда он держит палочку наготове и его глаза сверкают. Я почувствовал, как меня пробирала дрожь, и понял, что наблюдаю за ним гораздо дольше, чем нужно. Его лицо по-прежнему было скрыто, а значит он не подозревал о моем присутствии. Я подавил желание подойти прямо к нему и обнять. Окинул взглядом спящих надо мной сов. Моего чёрного филина не надо было долго искать, и я пошел к нему как можно тише. Я молился, чтобы птица меня заметила и мне не пришлось бы её звать. Не хотел его беспокоить.