«Мы рождены быть настойчивыми, ибо только через настойчивость узнаем, кто мы есть на самом деле».
Тобиас Вульф
Я сидела в кабинете Хёнджина, наблюдая за тем, как он набирает текст, клацая пальцами по клавишам клавиатуры. Он делал это так обыденно и спокойно, но моему терпению пришёл конец. Я поднялась с кресла и встала перед ним, закрыв обзор на монитор компьютера. Мой взгляд был наполнен решимостью, а руки — скрещены на груди.
— Хватит. Я знаю, что причина твоей отстраненности кроется в прошлом. Но мне больно, понимаешь? Ты ведь не можешь без меня точно также, как и я без тебя...
Но Хёнджин не реагировал, устремив взгляд в одну точку. Я напряглась, наклонившись и обняв его лицо обеими руками. Мужчина стремительно бледнел и слабел, ухватившись рукой за мое запястье.
— Хёнджин... Что с тобой?
Он не ответил, уставившись на меня молящими глазами. Губы ссыхались, силы иссякали. Он выглядел... Таким безжизненным. Его тело становилось невесомым, вызвав мою истерику.
— Хёнджин, пожалуйста, не оставляй меня! Я помогу. Скажи, что сделать, и я помогу тебе! — Я кричала и плакала, обнимая его, прижимая к своей груди, пытаясь укрыть от угрозы. Будто знала, чувствовала, что это поможет. Но ошибочно.
— Прости... Прости меня. — Эти слова были последними, которые произнесли его обветренные губы. Тихие, слабые. Прежде чем он умер.
Три дня назад, когда мне приснился этот сон, я подскочила среди ночи, облившись холодным потом, и заплакала. Разлука с Хёнджином убивала, как бы я не старалась отрицать этого. Он снова продолжал преследовать меня во снах, как раньше, но уже без мантии. И тогда, когда этот сон разбавил собой романтические, полные страсти сновидения, я практически сорвалась, чтобы позвонить ему и спросить, в порядке ли он. Но сдержалась.
Моя практика после трехчасовой лекции в четверг началась в архиве. Ещё неделю назад я, по собственной инициативе, принципиально решила сократить общение с Хёнджином, поэтому не стала подниматься в его кабинет, а выбрала заниматься тем же, чем и на старом месте: перебирать и утилизировать бумажки. Однако вместе со мной здесь был и архивариус — молодая девушка с каре, на вид двадцати пяти лет, в очках, беленькой блузочке и свободных чёрных брюках. А звали её Виён. Встретила она меня радушно, возможно, даже слишком: не каждый человек идёт в архив добровольцем, как это сделала я. Поэтому мы быстро нашли общий язык и позволили себе немного посплетничать, пока перебирали папки со старыми делами.
