Володя бежал так быстро, что ветер свистел в ушах. Сердце бешено стучало, дыхание сбивалось. Под ногами сливались в пестрое полотно трава, цветы и листья. В голове слышались голоса. Один и тот же вопрос, один и тот же ответ:
«Женя, ты видел Конева?»
«Маша, ты видела Конева?»
«Девочки, вы видели Конева?»
Нет, нет и нет.
Конева не было в театре, не было в отряде, на пляже, на площади, в столовой. Его не было нигде. Но Володя все равно искал. Он бежал по тротуару, по асфальту, по траве, по песку. Среди деревьев мелькала призрачная фигура Юры, но, едва Володя подбегал к нему, как фигура таяла. Неужели он за рекой? Но река сегодня была столь буйной, что не перейти и не переплыть — волны поднимались и пенились, вода бурлила, будто кипела.
Вдруг перед Володей появилась Ирина. Она сидела возле теннисного корта, складки ее зеленой юбки волнами лежали на скамейке.
— Ирина, не видела Конева?
— Нет, он же должен быть с тобой. Что случилось?
Володя вздохнул и выпалил всю правду:
«Он поцеловал меня, а я оттолкнул и наговорил ему всякого. И потом еще больше наговорил. Это я во всем виноват!» — но вместо голоса изо рта вырвался лишь слабый хрип.
Глядя на то, как беззвучно, словно у рыбы, открывается рот Володи, Ирина воскликнула:
— Если с ним что-нибудь случилось, Леонидовна меня убьет!
Володя покачал головой, снова вздохнул и наконец услышал свой голос:
— Да мы просто разминулись, не беспокойся.
И он снова побежал. По разбитой плитке, зарослям одичавшей травы, крошеву асфальта. Волосы развевал ветер, ноги ныли, любимые кеды покрывались пылью, на глазах ветшали и рвались.
Вдруг на его пути возник Олежка. Он стоял возле обезглавленного памятника Портновой.
— Юлка там, в театле! — воскликнул он, указывая пальцем на полуразрушенное здание.
Из разбитых окон на улицу лилась музыка. Юра действительно был там. Румяный, растрепанный, сосредоточенный, он склонился над сломанной клавиатурой сломанного пианино. Пионерский галстук съехал набок, белая рубашка посерела, джинсы испачкались в грязи.
