Уродливая Любовь

Глава 21

Лиса
Я работала все выходные, поэтому не виделась и не разговаривала с Чонгуком с той ночи в четверг. Я постоянно говорю себе, что это к лучшему, однако никак не могу заставить свои мысли перестать меня терзать. Сегодня понедельник, и это первый из трех дней, когда Тэхена не будет дома, а Чонгук будет. Я знаю, он в курсе, что Тэхен ушел, но, основываясь на том, на чем мы остановились в четверг, я сомневаюсь, что его это сильно волнует. Я наполовину жду, что в конечном итоге он объяснит, что я сделала не так или, по крайней мере, расскажет, что его так сильно расстроило, но последнее, что я получила от него – это захлопнувшуюся дверь его спальни после того как он ушел.
Я могу понять, почему он не был в отношениях в течение шести лет. Он очень груб, когда дело доходит до того, что парень должен удовлетворить девушку, что удивляет меня, потому что я чувствую его флюиды, говорящие, что он действительно порядочный парень. Тем не менее, его действия во время и после секса, кажется, противоречат его характеру. Как будто часть парня, которым он привык быть, перетекает в парня, которым он пытается стать.
Если бы кто-то другой отнесся ко мне также как он, это было бы в первый и единственный раз. Я не мирюсь с вещами, которые, как я видела, приемлемы для многих моих друзей. Тем не менее, я убеждаю себя, продолжая придумывать, что может оправдать его за те действия на прошлой неделе.
Я начинаю бояться, что, возможно, я не так жестка, в конце концов.
Этот страх немедленно подтверждается замиранием моего сердца, как только я выхожу из лифта. Записка приклеена к двери моей квартиры, поэтому я спешу туда и отрываю ее. Это просто сложенный лист бумаги без какой-либо подписи снаружи. Я открываю его: "Мне нужно выполнить поручение. Я зайду в семь, если ты хочешь пойти со мной." Я прочитала записку несколько раз. Это, очевидно, от него, и это, очевидно, для меня, но записка настолько повседневная, что на секунду, я начинаю сомневаться в том, что произошло в четверг.
Все же он был там. Он знает, чем закончилась ночь между нами. Он знает, что я должна быть расстроена или зла, но его записка не показывает ничего из этого.
Я отпираю дверь и вхожу внутрь, прежде чем доведу себя до состояния, когда начну бить по двери и кричать на него.
Когда оказываюсь в квартире, я бросаю свои вещи и перечитываю записку еще раз, разбирая все от его почерка до выбранных им слов. Я сминаю листок в руках и бросаю в сторону кухни, полностью разозлившись.
Я зла, потому что уже знаю, что буду с ним.
Я не знаю, как не делать этого.
• • •
Тихий стук в дверь ровно в 7:00. Его пунктуальность бесит меня, хотя для этого нет никаких причин. Я ничего не имею против пунктуальности. У меня ощущение, что Чонгук будет бесить меня сегодня каждой вещью.
Я иду к входной двери и открываю ее.
Он стоит в коридоре, в нескольких футах от меня. На самом деле, он, наверное, ближе к своей двери, чем к моей. Он смотрит на свои ноги, когда я открываю дверь, но, в конечном счете, поднимает глаза, чтобы встретиться с моими. Его руки снова в карманах пиджака, и он все еще не поднимает голову. Я воспринимаю это как знак подчинения, хотя, скорее всего, это не так.
- Хочешь пойти?
Его голос поражает меня. Ослабляет меня. Снова превращает меня в жидкость. Я киваю, когда выхожу в коридор и закрываю за собой дверь. Я запираю ее и разворачиваюсь к нему лицом. Он кивает головой в сторону лифтов, молча говоря мне, что будет следовать за мной. Я пытаюсь прочитать выражение его глаз, но я должна знать лучше.
Я иду к лифту и нажимаю кнопку вниз.
Он стоит рядом со мной, но ни один из нас не говорит ни слова. Кажется, что лифт добирается до нас несколько лет. Когда он, наконец, открывается, мы оба делаем тихий вздох облегчения, но как только оказываемся внутри, и двери закрываются, ни один из нас не может дышать.
Я могу чувствовать, что он смотрит на меня, но я не смотрю в ответ.
Я не могу.
Я чувствую себя глупой. Я чувствую, что мне снова хочется плакать. Теперь, когда я здесь, и я понятия не имею, куда мы идем, я чувствую себя дурой даже за предоставленную ему возможность получить мне так надолго.
- Мне очень жаль. - Его голос слаб, но также удивительно искренен.
Я не смотрю на него. Я даже не реагирую.
Он делает три шага по лифту, а затем оказывается рядом со мной и нажимает кнопку аварийной остановки.
Его палец задерживается на кнопке, когда он смотрит на меня, но я удерживаю глаза внизу. Мое лицо на одном уровне с его грудью, но моя челюсть напряжена, и я не буду смотреть на него снизу вверх.
Я не буду.
- Лиса, мне очень жаль, - повторяет он. Он по-прежнему не касается меня, но снова вторгается в мое личное пространство. Он стоит так близко ко мне, что я могу чувствовать его дыхание и его самого, и как ему на самом деле жаль, но я даже не знаю, за что должна простить его. Он никогда не обещал ничего кроме секса, и это именно то, что он мне дал.
Секс.
Никак не меньше и, безусловно, не более того.
- Мне очень жаль, - говорит он снова. - Ты не заслуживаешь этого.
На этот раз он касается моего подбородка, поднимая мои глаза, чтобы встретиться с его. Ощущение его пальцев на моем лице заставляет мою челюсть стать еще более напряженной. Я делаю все, что могу, чтобы не опустить свою броню, потому что чувствую как трудно сдерживать слезы.
Та же самая вещь, что я увидела в его глазах, когда он поцеловал меня у своей двери в четверг вечером, вернулась. Что-то невысказанное, что он хочет сказать, но все слова, что выходят из уст - это извинения.
Он морщится, как будто испытывает настоящую физическую боль, и прижимается своим лбом к моему.
- Мне очень жаль.
Он упирается ладонями в стены лифта и наклоняется ко мне, пока наши груди не соприкасаются. Мои руки на моей талии, а глаза закрыты, и также сильно, как мне хочется плакать прямо сейчас, я отказываюсь это делать перед ним. Я все еще не уверена, что он извиняется за что-то конкретное, но это не имеет значения, потому что, кажется, что он извиняется за все. Для начала за те вещи со мной, что мы знали, не кончатся хорошо. За то, что не в состоянии открыться о своем прошлом. Что не в состоянии открыться о своем будущем. Что уничтожил меня, когда вошел в свою спальню и захлопнул дверь.
Одна из его рук скользит по моей голове, и он тянет меня к себе. Другая его рука спускается по моей спине, и он сжимает меня, прижавшись щекой к моей макушке.
- Я не знаю, что это такое, Лиса, - признается он. - Но я клянусь, я не хотел тебя обидеть. Я просто не знаю, что, черт возьми, делаю.
Извинения в его голосе достаточно, чтобы заставить мои руки захотеть обнять его. Я поднимаю их и хватаю рукава его рубашки, затем прячу лицо в его груди. Мы стоим так в течение нескольких минут, оба полностью потерянные. Полные новички в этом.
Полностью запутавшиеся.
В конце концов, он выпускает меня и нажимает кнопку, чтобы спустить нас на первый этаж. Я до сих пор ничего не говорила, потому что даже не уверена, какие слова следует использовать в этой ситуации. Когда двери лифта открываются, он берет меня за руку и держит всю дорогу до своей машины. Он открывает мою дверь и ждет, чтобы я забралась внутрь, затем закрывает ее и идет на свою сторону.
Я никогда раньше не была в его автомобиле.
Я удивлена его простотой. Я знаю, Тэхен получает приличную сумму денег и, как правило, любит тратить их на хорошие вещи.
Этот автомобиль недооценен, так же, как Чонгук.
Он выезжает из гаража, и мы едем в тишине в течение нескольких миль. Я устала от тишины и устала от любопытства, поэтому первое, что я говорю ему, с тех пор как он разбил меня это:
- Куда мы идем?
Словно мой голос уничтожает неловкость, державшуюся до этого момента, потому что он выдыхает, как будто успокоившись, когда слышит его.
- В аэропорт, - говорит он. - Хотя не для работы. Я иногда прихожу туда понаблюдать, как взлетают самолеты.
Он тянется через консоль и берет мою руку в свою. Комфортно и страшно одновременно. Его руки теплые, и это заставляет меня хотеть, чтобы он провел ими по всему моему телу, но меня пугает, как сильно я хочу этого.
Абсолютная тишина, пока мы не достигнем аэропорта. Здесь есть знаки ограниченного доступа, но он пропускает их, как будто точно знает, куда идет. Мы, наконец, въезжаем на парковку с видом на взлетно-посадочную полосу.
Несколько самолетов выстроились, ожидая разрешения на взлет. Он указывает налево, и я смотрю, как один из самолетов начинает ускоряться. Машина наполняется звуком двигателей, когда он взлетает над нами. Мы оба смотрим на его восхождение, пока шасси не исчезают, а самолет не поглощает ночь.

- Ты часто сюда приходишь? - Я спрашиваю его, в то время как продолжаю смотреть из своего окна.
Он смеется, поэтому, естественно, я оборачиваюсь к нему лицом.
- Это звучало, как попытка познакомиться, - говорит он, улыбаясь.
Его улыбка заставляет и меня улыбнуться. Его глаза опускаются на мой рот, и моя улыбка заставляет его улыбку исчезнуть.
- Да, часто, - говорит он, когда снова смотрит в окно, чтобы увидеть, как следующий самолет готовится к взлету.
В этот момент я понимаю, что между нами все уже не так как раньше. Что-то сильно изменилось, и я не могу сказать, хорошо это или плохо. Он привел меня сюда, потому что хочет поговорить.
Я просто не знаю, о чем он хочет поговорить.
- Чонгук, - говорю я, желая, чтобы он снова посмотрел на меня. Он этого не делает.
- Это не шутка, - говорит он тихо. - Эта вещь, которую мы делаем.
Мне не нравится это предложение. Я хочу, чтобы он взял его обратно, потому что чувствую, как это меня режет. Но он прав.
- Я знаю, - говорю я.
- Если мы не остановимся сейчас, будет только хуже.
На этот раз я молча соглашаюсь с ним. Я знаю, что он прав, но я не хочу останавливаться. Мысль не быть с ним снова заставляет мой живот опустеть.
- Что я сделала, чтобы так сильно расстроить тебя?
Он быстро встречается своими глазами с моими, и я не узнаю их из-за льда наполнявшего их.
- Это все был я, Лиса, - говорит он твердо. - Не думай ни секунды, что мои проблемы, потому что ты что-то сделала не так.
Я чувствую небольшое освобождение от его ответа, но все еще понятия не имею, что с ним пошло не так. Мы удерживаем взгляд друг на друге, ожидая, что кто-нибудь снова заполнит тишину.
Я понятия не имею, через что он прошел в прошлом, но это, должно быть, чертовски трудно, если он не может двигаться дальше по прошествии шести лет.
- Ты ведешь себя так, словно любить друг друга это плохая вещь для нас.
- Может быть, это так, - говорит он.
Я так хочу, чтобы он прекратил говорить прямо сейчас, потому что все, что он говорит, вызывает у меня еще больше боли и делает меня еще более запутанной.
- Таким образом, ты привез меня сюда, чтобы прекратить это?
Он тяжело вздыхает.
- Я просто хотел, чтобы это было весело, но... Я думаю, что у тебя могли быть различные ожидания в отношении меня. Я не хочу причинять тебе боль, и если мы будем продолжать это... Я это сделаю. - Он снова смотрит в окно.
Я хочу ударить по чему-нибудь, но вместо этого, провожу двумя руками по своему расстроенному лицу и тяжело опускаю их на сиденье. Я никогда не встречала никого, кто может рассказать так мало, когда говорит. Он определенно усовершенствовал искусство уклончивости.
- Ты должен дать мне больше этого, Чонгук. Простое объяснение, может быть? Какого черта с тобой случилось?
Его челюсть сжимается также сильно, как и руки, которые он до сих пор держит на руле.
- Я просил тебя не делать две вещи для меня. Не спрашивай о моем прошлом, и никогда не ожидай будущего. Ты делаешь обе.
Я киваю.
- Да, Чонгук. Ты прав. Я делаю. Потому что ты мне нравишься, и я знаю, что тоже нравлюсь тебе и, когда мы вместе, это удивительно, потому что это то, что делают нормальные люди. Когда они находят того, с кем совместимы, они открываются им. Они впускают их. Они хотят быть с ними. Они не ебут их на кухонном столе, а затем уходят и заставляют их почувствовать себя, как полное дерьмо.
Ничего.
Он не дает мне ничего.
Вообще никакой реакции.
Он смотрит вперед и начинает заводить машину.
- Ты была права, - говорит он. Он разворачивает машину в обратном направлении и готовится выехать с парковки. - Хорошо, что изначально мы не были друзьями. Это сделало бы все намного сложнее.
Я отворачиваюсь от него, потому что мне стыдно, как его слова бесят меня. Мне стыдно, что мне больно, но все, что связано с Чонгуком больно. Больно, потому что я знаю, насколько приятны наши хорошие моменты, и знаю, как легко уйдут плохие, если он просто перестанет пытаться бороться с этим.
- Лиса, - говорит он с раскаянием.
Я хочу вырвать голос из его горла.
Его рука ложится на мое плечо, и автомобиль больше не движется.
- Лиса, я не это имел в виду.
Я толкаю его руку.
- Не надо, - говорю я. - Или признай, что ты хочешь от меня больше, чем просто секс, или отвези меня домой.
Он тих. Может быть, он рассматривает мой ультиматум.
Признайся, Чонгук. Признайся. Пожалуйста.
Автомобиль снова начинает двигаться.
• • •
- А что ты хотела, чтобы произошло? - Спрашивает Кэп, протягивая мне другую салфетку.
Когда Чонгук и я вернулись в жилой комплекс, я не могла вынести поездку в лифте с ним, поэтому села рядом с Кэпом и позволила ему ехать в одиночку. В отличие от жесткой внешности, которую я стараюсь показать Чонгуку, я полностью сломалась, когда выкладывала все детали Кэпу, чтобы заботится, услышит он их или нет.
Я снова вытираю нос и бросаю салфетку, добавляя ее к куче рядом со мной на полу.
- Я заблуждалась, - говорю я. - Я сказала себе, что могу с этим справиться, если он больше ничего не хочет.
Наверное, я подумала, что если дам ему немного времени, он в конечном итоге вернется.
Кэп тянется к мусорному ведру со своей стороны и помещает его между нами, чтобы я бросала свои салфетки в него.
- Если мальчик не видит что-то хорошее в том, что он может иметь с тобой, то он не стоит твоего времени.
Я киваю, соглашаясь с ним. У меня есть множество более важных вещей, чтобы потратить свое время, но по каким-то причинам, я чувствую, как будто Чонгук видит что-то хорошее, что имеет со мной. Я чувствую, что он хочет и может проделать эту работу между нами, но нечто большее, чем он или я или мы, тянет его обратно. Я просто хочу знать что это.
- Я еще не рассказывал тебе мой любимый анекдот? – Спрашивает Кэп.
Я качаю головой и хватаю еще одну салфетку из коробки в его руках, разворачивая ее.
- Тук, тук, - говорит он.
Я не ожидала, что его любимый анекдот это тук-тук шутка, но я играю вместе с ним.
- Кто там?
- Прерывающая корова, - говорит он.
- Прерываю...
- Муу, - громко кричит он, прервав меня.
Я смотрю на него.
И тогда я смеюсь.
Я смеюсь сильнее, чем смеялась в течение проклятого длительного промежутка времени.