Испорченный король

Что?

Я думала, что познала страх.

Смерть моих родителей вызвала во мне необъяснимый страх.

Так много страха, что я похоронила все это в черной, недоступной коробке.

Когда я смотрю на бесстрастное лицо Тома, я понимаю, что ничего не знаю о страхе.

А если и знала, то забыла об этом.

Потому что восемнадцатилетний Каулитц дает мне другое определение страха.

Я никогда по-настоящему не знала Тома Каулитца-Кинга до этого момента, пока не оказалась в его полной власти – или в ее отсутствии.

Гордость и достоинство были единственными вещами, которые спасали меня последние два года от ада.

Но теперь, когда я стою со сцепленными за спиной руками в разорванной рубашке, эта гордость рассыпается на части, как в мультфильме.

Иллюзия.

Ложь.

– Том... – его имя застревает у меня в горле как дым.

Он как дым.

Удушающий, скользкий и смертельный.

– Прекрати это. – Мой голос понижается, смягчаясь, умоляя остатки человеческого в нем.

Но я должна была знать.

В монстре нет ничего человеческого.

Его стальной взгляд устремляется в мою сторону, и я перестаю дышать.

Говорят, глаза – это зеркало души, но за глазами Тома Каулитца... ничего нет.

Там пусто.

Темная, бездонная дыра.

– Что ты готова сделать, чтобы я остановился? – Его голос спокоен. Слишком спокоен. Это ужасно.

– Давай заберем трубку, Кинг. – В голосе Ксандера звучит неуверенность, которая соответствует моему смятению внутри. Даже несмотря на то, что его хватка остается стальной.

– Нет. – Том не прерывает зрительный контакт. Он как собака с костью. Его невозможно остановить, пока он не получит то, что хочет.

– Отмороженная даст мне то, что я хочу, и я отпущу ее, да?

Я один раз качаю головой, цепляясь за последнюю ниточку достоинства, которая у меня осталась.

Ксандер сильнее сжимает мои запястья, будто сообщая что-то. То, что я не знаю.

Садистская искра из прошлого возвращается, когда Каулитц-Кинг пристально наблюдает за мной.