Ожерелье (Ашурран #2)

4. Янтарь

Ирезуми родился с золотыми глазами, сулившими их обладателю удачу и щедрость судьбы. Но рождение его, седьмого сына в бедной семье, не показалось удачей ни матери, ни отцу. Когда-то род их был богат и знатен, но захирел с годами, и потомкам столичных аристократов пришлось пахать землю, как простым крестьянам. Не осталось у них ни расшитых золотом одежд, ни серебряных кубков, ни драгоценностей, ни даже памяти о былой роскоши. Только передавался в их роду от матери к дочери кусок янтаря с просверленной дырочкой, чтобы вешать на шею. Верно, когда-то прилагалась к нему золотая цепочка, давно обращенная в хлеб и семена для посадки, и теперь висел он на обычном кожаном шнурке на иссохшей шее старой бабушки. Но сам янтарь не решались продать даже в самую лихую годину, да то сказать, что немного можно было выручить за такой простой камешек, хоть сиял он красивым медово-золотым светом, как кусочек солнца. И такими же были глаза Ирезуми.

Однако не находили в нем радости ни отец, ни мать, даже когда он подрос достаточно, чтобы помогать по хозяйству. Чужим казался он в их бедной лачуге и чужим ощущал себя, не имея интереса ни к одному из крестьянских занятий. Ни пение птиц, ни песни жнецов, ни мычание коров и ржание лошадей не были ему по сердцу. С радостью Ирезуми внимал только рассказам бабушки. Она сама читать не умела, но еще помнила, как ее собственная бабушка когда-то давно читала ей вслух из старинных книг с красивыми картинками и повествовала о делах давно минувших дней. Все бы маленький Ирезуми отдал, чтобы научиться читать, но некому было его научить в бедной деревне. Все же иногда чертил он на речном песке или на взрыхленной земле палочки и кружочки, воображая, что пишет настоящие буквы.

Когда исполнилось Ирезуми тринадцать лет, стало ясно, что не будет от него никакого проку. Жил он как во сне, от которого не могли пробудить его ни отцовский ремень, ни материнские слезы. Старший брат, уже взрослый, стал поговаривать, не продать ли мальчишку в веселый дом — и родителям прибыток, и самому Ирезуми благо, потому что работать задницей и ртом всяко легче, чем поле пахать. Уже и отец стал склоняться к этой мысли, и мать плакала, но не решалась возражать, но неожиданно бабушка воспротивилась, хотя несколько лет уже почти не могла говорить и только сидела, уставившись в угол.

— Фаннешту, — прошамкала она беззубым ртом.

— Опомнись, старая! — сказал ей зять. — В Храме всех богов живут сытно и богато, без счета там сокровищ и продовольствия, и вхожи туда только сильные мира сего и самые искусные чародеи и книжники. Не принимают туда никого для обучения без богатого выкупа — больше, чем стоит наша деревня и весь урожай за десять лет, и даже за то, чтобы стать там прислугой, нужно заплатить серебром.