Хотя Зоя была толкова, проворна и очень быстро сновала по своему этажу от стола к кроватям и снова к столу, она увидела, что не успевает выполнить к отбою всех назначений. Тогда она подогнала, чтоб кончить и погасить в мужской палате и в малой женской. В большой же женской -- огромной, где стояло больше тридцати коек, женщины никогда не угоманивались вовремя, гаси им свет или не гаси. Многие там лежали подолгу, утомились от {22} больницы, сон у них был плох, душно, постоянно шЈл спор -- держать ли балконную дверь открытой или закрытой. А было и несколько изощрЈнных любительниц поговорить из угла в угол. До полуночи и до часу ночи тут всЈ обсуждали то цены, то продукты, то мебель, то детей, то мужей, то соседок -- и до самых бесстыжих разговоров.
А сегодня там ещЈ мыла пол санитарка Нэлля -- крутозадая горластая девка с большими бровями и большими губами. Она давно уже начала, но никак не могла кончить, встревая в каждый разговор. Между тем ждал своей ванночки Сибгатов, чья кровать стояла в вестибюле перед входом в мужскую палату. Из-за этих вечерних ванночек, а также стесняясь дурного запаха от своей спины, Сибгатов добровольно оставался лежать в вестибюле, хотя он был здесь издавнее всех старожилов -- уж будто и не больной, а на постоянной службе.
Быстро мелькая по женской палате, Зоя сделала Нэлле одно замечание и второе, но Нэлля только огрызнулась, а подвигалась медленно. Она была не моложе Зои и считала обидой подчиняться девчЈнке. Зоя пришла сегодня на работу в праздничном настроении, но это сопротивление санитарки раздражало еЈ. Вообще Зоя считала, что всякий человек имеет право на свою долю свободы и, приходя на работу, тоже не обязательно должен выложиться до изнемоги, но где-то была разумная мера, а тем более находясь при больных.
Наконец, и Зоя всЈ раздала и кончила, и Нэлля дотЈрла пол, потушили свет у женщин, потушили и в вестибюле верхний, был уже двенадцатый час, когда Нэлля развела тЈплый раствор на первом этаже и оттуда принесла Сибгатову в его постоянном тазике.
-- О-о-ой, уморилась,-- громко зевнула она.-- Закачусь я минуток на триста. Слушай, больной, ты ведь целый час будешь сидеть, тебя не дождЈшься. Ты потом сам снеси тазик вниз, вылей, а?
(В этом крепком старом здании с просторными вестибюлями не было наверху слива.)
Каким Шараф Сибгатов был раньше -- уж теперь нельзя было догадаться, не по чему судить: страдание его было такое долгое, что от прежней жизни уже как бы ничего и не осталось. Но после трЈх лет непрерывной гнетучей болезни этот молодой татарин был самый кроткий, самый вежливый человек во всей клинике. Он часто слабо-слабо улыбался, как бы извиняясь за долгие хлопоты с собой. За свои четырЈх- и шестимесячные лежанья он тут знал всех врачей, сестЈр и санитарок как своих, и они его знали. А Нэлля была новенькая, несколько недель.
-- Мне тяжело будет,-- тихо возразил Сибгатов.-- Если куда отлить, я бы по частям отнЈс.
Но Зоин стол был близко, она слышала, и прискочила:
-- Как тебе не стыдно! Ему спину искривлять нельзя, так он тебе таз понесЈт, да?
Она это всЈ как бы выкрикнула, но полушЈпотом, никому кроме {23} них троих не слышно. А Нэлля спокойно отозвалась, но на весь второй этаж:
-- А чего стыдно? Я тоже как сучка затомилась.
-- Ты на дежурстве! Тебе деньги платят! -- ещЈ приглушЈнней возмущалась Зоя.
-- Хой! Платят! Разве эт деньги? Я на текстильном и то больше заработаю.
-- Тш-ш! Тише ты можешь?
-- 0-о-ой,-- вздохнула-простонала на весь вестибюль широ-кокудрая Нэлля.-- Милая подружка подушка! Спать-то как хо-чется-а... Ту ночь с шоферянами прогуляла... Ну ладно, больной, ты тазик потом подсунь под кровать, я утром вынесу.
Глубоко-затяжно зевнув, не покрывая рта, в конце зевка сказала Зое:
-- Тут я, в заседаниях буду, на диванчике.
И, не дожидаясь разрешения, пошла к угловой двери -- там была с мягкой мебелью комната врачебных заседаний и пятиминуток.
