Врата славы (Ашурран #1)

1.15. История Мауриция-живописца

Беседовали как-то раз Ашурран и Руатта, и зашла у них речь об искусстве. Рассказал ей Руатта такую историю.

***

Однажды ко двору одного из ланкмарских князей явился человек, который хвастливо именовал себя лучшим живописцем Иршавана. Будучи в благодушном настроении, князь решил развлечься и повелел пришельцу показать свое искусство.

— Лежит на мне зарок не показывать иначе свое искусство, кроме как в соперничестве с другим живописцем. Вели, о князь, разделить комнату занавесом надвое, и на одной стене пусть нарисует картину твой придворный мастер, а на противоположной явлю я миру свой шедевр. Когда занавес будет отодвинут, сможешь ты сравнить обе картины и вынести свое решение. Чтобы усложнить задачу, дай ты своему живописцу пристойную тему для картины, мне же ее не открывай. Тайные силы, которые мне подчиняются, сами меня просветят и направят.

Князь приказал так и поступить. Желая посмеяться над хвастуном, приказал он живописцу нарисовать своего отца, который десять лет тому назад умер, и даже узнай пришелец тему картины, вряд ли бы он сумел ее повторить, поскольку никогда почтенного старца не видел.

Испросил себе странствующий живописец (а имя ему было Мауриций) месяц сроку, дорогих составов и красок, щепотку золотого песку и жемчужину для приготовления золотой и перламутровой краски. Желая позабавиться, князь все это ему предоставил, однако предостерег, что в случае неудачи лишится Мауриций не только своего имущества, но и головы.

Целый месяц трудился придворный мастер над портретом старого князя, а в соседней половине комнаты Мауриций пировал, пил вино и щипал служанок.

— Вдохновение не подчиняется кропотливому труду. Пока муравей прилежно таскает травинки, распускаются цветы, и гусеницы превращаются в бабочек, — говорил он.

Наступил назначенный день. Отдернули завесу, и вначале посмотрел князь на портрет, нарисованный его придворным мастером. Ясным взором смотрел с него старый князь, были правильны черты его лица, и складки плаща лежали в идеальном порядке. Несомненно было искусство живописца, сумевшего передать мельчайшие детали облика почтенного старца, представив его благообразным и величавым.

Когда же повернулся он к картине Мауриция, то невольно испустил крик изумления. И с нее смотрел старый князь, с тем же поворотом головы, в той же позе, в той же одежде. Только этот портрет куда больше напоминал действительность. Выглядел на ней старый князь, как живой — с мутным старческим взором, морщинами на лице, чуть скрюченными от подагры руками, будто бы трясущимся подбородком, и складки его плаща были смяты, так же как и при жизни.