Джек Лондон. Морской волк

Глава двадцать девятая

-- Дурак! -- воскликнул я, давая выход своей досаде. Я только что разгрузил шлюпку и перенес все наши вещи туда, где думалустроить стоянку, -- подальше от воды. На берегу валялись выброшенные моремобломки дерева, и вид банки кофе, которую я прихватил из кладовой"Призрака", сразу навел меня на мысль разжечь костер. -- Жалкий идиот! -- продолжал я. -- Что вы, что вы!.. -- проговорила Мод тоном мягкого упрека и пожелалаузнать, почему я жалкий идиот. -- Спичек-то нет! -- простонал я. -- Я не припас ни одной спички, итеперь у нас не будет ни горячего кофе, ни супа, ни чая -- вообще ничегогорячего! -- А ведь, кажется, Робинзон Крузо добывал огонь трением одной палки одругую? -- заметила она. -- Ну да! Я раз двадцать читал рассказы потерпевших кораблекрушение, --они тоже пытались это делать, но без малейшего успеха, -- сказал я. -- Зналя еще некоего Винтерса, газетного репортера, -- он побывал на Аляске и вСибири. Мы как-то встретились с ним, и он рассказал мне о своей попыткеразвести костер с помощью двух палок. Забавная история, и рассказывал он еенеподражаемо. Но его попытка тоже кончилась неудачей. Я помню, как взаключение он изрек, сверкнув своими черными глазами: "Джентльмены! Бытьможет, жителям тихоокеанских островов это и удается, быть может, малайцамэто удается, но даю вам слово, что белому человеку это недоступно". -- Ну что ж, мы ведь до сих пор обходились без огня, -- бодро сказалаМод. -- И теперь как-нибудь обойдемся, надо полагать. -- Но подумайте, у нас есть кофе! -- воскликнул я. -- И превосходныйкофе! Я же знаю, -- я взял его из личных запасов Волка Ларсена. И естьотличные дрова! Признаюсь, мне ужасно хотелось кофе, а вскоре я узнал, что и Мод питаетслабость к этому напитку. К тому же мы так долго были лишены горячей пищи,что, казалось, окоченели изнутри не меньше, чем снаружи. Глоток чего-нибудьгорячего пришелся бы нам очень кстати. Но я перестал сетовать и принялсясооружать из паруса палатку для Мод. Имея в своем распоряжении весла, мачту, шпринт и гик да еще изрядныйзапас веревок, я считал, что легко справлюсь с этой задачей. Но у меня небыло опыта, и мне до всего приходилось доходить своим умом и все времячто-то изобретать, так что палатка была готова лишь к вечеру. А ночью пошелдождь, палатку затопило, и Мод перебралась обратно в шлюпку. На следующее утро я окопал палатку неглубокой канавой, а часом позжевнезапным порывом ветра, Налетевшим из-за высокой гряды скал, палаткусорвало и швырнуло на песок в тридцати шагах от нас. Мод рассмеялась, увидав мое огорченное лицо, а я сказал: -- Как только ветер спадет, я сяду на шлюпку и обследую берег. Тут,верно, есть какой-нибудь пост, а значит, и люди. И корабли не могут незаходить сюда. Эти котики, несомненно, охраняются правительствомкакой-нибудь страны. Но прежде я хочу все-таки устроить вас поудобнее. -- Я бы предпочла поехать с вами, -- сказала Мод. -- Нет, вам лучше остаться. Вы и так уж намучились. Просто чудо, что выеще живы. А идти на веслах и ставить парус под этим дождем -- небольшоеудовольствие. Вам нужно отдохнуть, и я прошу вас остаться. Мне показалось, что чудесные глаза Мод затуманились; она потупилась иотвернулась. -- Я предпочла бы поехать с вами, -- повторила она тихо и с мольбой. --Я могла бы... -- голос ее дрогнул, -- помочь вам, хоть немного. А если свами чтонибудь случится -- подумайте, -- я останусь здесь совсем одна! -- Я буду осторожен, -- отвечал я. -- Далеко не поеду и вернусь квечеру. Нет, нет, я считаю, что вам следует остаться, отдохнуть как следуети выспаться. Она подняла голову и заглянула мне в глаза мягким молящим взглядом. -- Пожалуйста, прошу вас! -- проговорила она кротко. О, так кротко... Я призвал на помощь всю свою стойкость и отрицательно покачал головой.Но она продолжала молча заглядывать мне в глаза. Я пытался повторить свойотказ и не нашел слов. Радость вспыхнула в ее взоре, и я понял, чтопроиграл. Теперь я уже не мог сказать "нет". После полудня ветер утих, и мы стали готовиться к поездке, решивотправиться в путь на следующее утро. Проникнуть в глубь острова из нашейбухточки было невозможно, так как скалы окружали отлогий песчаный береготвесной стеной, а по краям бухты поднимались прямо из воды. С утра день обещал быть пасмурным, но тихим. Встав пораньше, я принялсяготовить шлюпку. -- Дурак! Болван! Иэху! -- закричал я, решив, что настало время будитьМод. На этот раз, однако, я кричал в притворном отчаянии, а сам без шапкивесело приплясывал на берегу. Откинув край палатки, выглянула Мод. -- Что еще случилось? -- спросила она сонно, но не без любопытства. -- Кофе! -- крикнул я. -- Что вы скажете насчет чашки кофе? Горячего,дымящегося кофе? -- Боже мой, -- пробормотала она, -- как вы напугали меня! И как этожестоко! Я уже приучила себя к мысли, что придется обходиться без кофе, а выопять дразните меня. -- А вот поглядите, что сейчас произойдет! -- возразил я. У подножия нависших скал я собрал немного сухих веточек и щепок иприготовил из них растопку, наструтав тоненьких лучинок. Затем вырвал листокиз своей записной книжки и достал охотничий патрон. Выковырнув ножом пыжи, явысыпал порох на большой плоский камень. Потом осторожно извлек из патронакапсюль и положил его на кучку пороха. Все было готово. Мод внимательноследила за мной, высунувшись из палатки. Подняв с земли камень и держабумагу наготове, я с силой ударил камнем по капсюлю. Поднялось облачкобелого дыма, вспыхнул огонек, и край бумаги загорелся. Мод восторженно захлопала в ладоши. -- Прометей! -- воскликнула она. Но в эту минуту мне было не до ликования. Чтобы сохранить слабый огонеки придать ему силы, его нужно было всячески беречь и лелеять. Стружку застружкой, лучинку за лучинкой давал я пожирать огню, пока не затрещалиохваченные огнем веточки и щепки. У нас не было ни чайника, ни сковородки --ведь я никак не предполагал, что шлюпку может прибить к какому-то безлюдномуострову, -- и в ход пошел черпак из шлюпки. Впоследствии, когда мы съеличасть консервов, пустые банки недурно заменили нам кухонную утварь. Я вскипятил воду, а Мод взялась за приготовление кофе. И какой же этобыл вкусный кофе! Я подал к столу говяжью тушенку, разогрев ее сразмоченными в воде галетами, и завтрак удался на славу. Прихлебывая горячийчерный кофе и обсуждая наши дела, мы засиделись у костра куда дольше, чеммогли позволить себе это предприимчивые исследователи необжитых земель. Я знал, что лежбища в Беринговом море обычно находятся под охраной, инадеялся обнаружить в одной из бухт сторожевой пост. Но Мод, желая,по-видимому, подготовить меня к возможному разочарованию, высказалапредположение, что мы открыли новое лежбище. Тем не менее она была вотличном настроении и говорила о нашем довольно плачевном положении в самомвеселом тоне. -- Если вы правы, -- сказал я, -- нужно готовиться к зимовке. Нашихзапасов нам, конечно, не хватит, но тут выручат котики. Однако осенью ониоткочуют, так что надо уже сейчас начать запасаться мясом. Кроме того, нужнобудет построить хижины и насобирать побольше дров. Для освещения попытаемсяиспользовать котиковый жир. Словом, если остров окажется необитаемым, хлопоту нас будет по горло. Впрочем, не думаю, чтобы здесь не было людей. Но она оказалась права. В полветра мы обходили на шлюпке остров,рассматривали в бинокль каждую бухточку и кое-где приставали к берегу, нонигде не обнаружили человеческого жилья. Правда, мы убедились, что люди ужепобывали на Острове Усилий. Во второй от нас бухте мы нашли разбитую шлюпку,выброшенную волной на берег. Это была промысловая шлюпка: уключины у неебыли оплетены, на носу правого борта имелась стойка для ружья, а на корме яразобрал полустершуюся надпись, выведенную белой масляной краской: "Газель.N 2". Шлюпка лежала здесь давно, так как ее наполовину занесло песком, арастрескавшиеся доски почернели от непогоды. В кормовой части я нашелзаржавленный дробовик десятого калибра и матросский нож. Лезвие ножа былообломано почти у рукоятки и тоже изъедено ржавчиной. -- Им удалось выбраться отсюда! -- бодро сказал я, хотя сердце у менясжалось при мысли, что где-нибудь на берегу мы можем наткнуться напобелевшие человеческие кости. Мне не хотелось, чтобы настроение Мод было омрачено подобной находкой,поэтому я поспешил оттолкнуть нашу шлюпку от берега и направил ее вокругсеверо-восточной оконечности острова. На южном берегу отлогих спусков небыло совсем, и, обогнув выступавший в море черный мыс, мы вскоре послеполудня закончили объезд острова. Я прикинул, что окружность его составляетпримерно двадцать пять миль, а диаметр -- от двух до пяти миль. И по самымскромным подсчетам на нем было не меньше двухсот тысяч котиков. Возвышеннаячасть острова находилась у его юго-западной оконечности и постепеннопонижалась к северо-востоку, где суша лишь на несколько футов выдавалась изводы. Во всех бухтах, кроме нашей, песчаный берег поднимался полого,переходя на расстоянии полумили от моря в каменистые площадки, кое-гдепоросшие мхом и другой растительностью, напоминавшей тундру. Сюда и выходилистада котиков; старые самцы стерегли свои гаремы, молодые держалисьособняком. Остров Усилий навряд ли заслуживает более подробного описания. Местамискалистый, местами болотистый, повсюду открытый штормовым ветрам, омываемыйбурным прибоем и вечно потрясаемый ревом двухсот тысяч морских животных, онпредставлял собой весьма унылое, безрадостное прибежище. Мод, которая самаготовила меня к возможному разочарованию и весь день сохраняла бодрое,жизнерадостное настроение, теперь, когда мы вернулись в свою бухточку, паладухом. Она мужественно старалась скрыть это от меня, но, разжигая костер, яслышал приглушенные рыдания и знал, что она плачет, уткнувшись в одеяла всвоей палатке. Настал мой черед проявить бодрость. Я старался играть свою роль какможно лучше, и мне это, повидимому, удалось, так как вскоре Мод уже сновасмеялась и даже распевала. Она рано легла спать, но перед сном спела дляменя. Я впервые слышал ее пение и с упоением внимал ему, лежа у костра. Вовсем, что она делала, сказывалась артистичность ее натуры, а голос ее, хотяи не сильный, был удивительно нежен и выразителен. Я по-прежнему спал в лодке и в эту ночь долго лежал без сна. Я гляделна звезды, которых так давно не было видно, и размышлял. Я понимал, что намне лежит огромная ответственность, а это было совершенно для менянепривычно. Волк Ларсен оказался прав: прежде я не стоял на своих ногах. Моиадвокаты и поверенные управляли за меня состоянием, доставшимся мне от отца,сам же я не знал никаких забот. Только на "Призраке" научился я отвечать засебя. А теперь, впервые в жизни, должен был нести ответственность за другогочеловека. И это была величайшая ответственность, какая может выпасть на долюмужчины, ведь я отвечал за судьбу женщины, которая была для меняединственной в мире, -- за судьбу "моей малышки", как я любовно называл ее всвоих мечтах.