Горький Шоколад.

Ева:большие страхи в школе и маленькие радости после уроков.

Ева: большие страхи в школе и маленькие радости после уроков.
"Ева", - сказал господин Горнштейн. Ева опустила голову, схватила ручку, начала
писать. "Ева", - повторил учитель. Ева еще ниже опустила голову, руки нашли линейку и
карандаш, принялись вычерчивать пирамиду. Она его не слышала, не хотела слышать.
Только бы не вставать и не идти к доске. Что делать? Искать в рюкзаке ластик! Его можно
долго искать. Ластик - такой маленький, а рюкзак - такой большой.
Учитель, потеряв терпение, произнес: "Барбара". В третьем ряду со своего места
поднялась Барби и направилась к доске. Ева не посмотрела ей вслед. Она и так знала, как
красиво ступают длинные стройные ножки Барби в узких джинсах.
На словах учителя: "Отлично, Барбара", - прозвенел звонок. Барби неспешно прошла по
узкому проходу к своему месту.
Третий урок - физкультура. В раздевалке среди девчонок: хи-хи, потом шур-шур. М-у-р.
Ева натянула на себя спортивные брюки и футболку с коротким рукавом. Всё черного
цвета. Девчонки заспешили на площадку. По команде фрау Мадлер они выстроились в
ряд. Гандбол.
"Александра и Сусанна набирают команду". Ева нагнулась, расшнуровала кроссовки.
Александра "Петра". "Суссана"Карин." "Кроссовки давно пора помыть", - размышляла
Ева. "Карола." - "Анна." - "Инес." - "Нина." - "Катрин". "Какие непослушные шнурки."
"Ингрид." - "Барби." - "Моника." - "Франциска." - "Кристина". "Надо их потуже..." "Габи."
- "Анита." - "Агнес." - "Ева". Последний узел, и Ева выпрямилась. Она в группе
Александры.
Тяжелый и жесткий мяч больно бил по пальцам. Пот крупными каплями - по лбу, сквозь
брови, иногда в глаза и затем по щекам вниз. Грязными руками по лицу, лишь бы
избавиться от противной липкости.
Конец урока. Ева медленно прошла в раздевалку. Несколько девчонок задержались
здесь. Она неохотно разделась, заняла самую крайнюю душевую кабину. Холодная вода
бежала по спине и животу. "Не намочить бы волосы. Слишком долго сушить", -
мелькнула мысль. Теперь Ева была одна. Она вытерлась насухо, и хотя в раздевалке
никого не было, Ева закуталась в полотенце, чтобы скрыть живот и грудь. Натягивая
юбку, она услышала шаги. Фрау Мадлер". Ах, Ева, ты еще здесь. Будешь уходить; занеси
ключи". В ответ девочка кивнула.
Уже началась большая перемена. Ева с книжкой вышла на школьный двор.
Протиснувшись сквозь щебечущие толпы девчонок, она добралась до своего уголка под
деревом. Недалеко от нее стояли Лена, Барби, Карола и Тина. Барби самая красивая. Ее
белая футболка была настолько тонкой, что была видна грудь. Что ж, Барби может себе
это позволить.
Пролистав книгу, Ева нашла главу в книге, на которой она остановилась вчера. "Наша
еда была ничтожна. На завтрак сухой хлеб и напиток похожий на кофе. На обед вот уже
14 дней давали шпинат или салат. Картофель казался сладким на вкус, но отдавал
гнилью". Рядом прозвучали слова:
− Вчера я была на дискотеке. С Йонасом, сыном доктора Брауна.
− Барби, это здорово. Ну и каков он на близком расстоянии?
− Классный! И танцует неплохо.
Ева читала дальше: "Желающие похудеть, могли пожить временно в последнем
корпусе".
− Вы ехали на его машине?
− Естественно.
− Мой брат учится с ним в одном классе.
Остальные захихикали. Тут девчонки перешли на шепот, и Ева уже не могла разобрать
слов, но ей было видно, как Лена обняла Каролу за плечи. Еве тоже было знакомо
приятное ощущение тепла руки, лежащей на плече. Раньше, когда они считались
подругами, Карола обнимала Еву. Ева быстро отвела глаза. Слишком больно было видеть
этих новоявленных подруг. Разве они не знают, что причиняют боль другим. Тем, у
которых нет никого. Тем, которые всегда одни.
Франциска села рядом с Евой и спросила: "Что ты читаешь?" Ева, захлопнув книгу,
показала ей обложку. "Дневник Анны Франк", - прочитала Франциска вслух, - "Знакомое
произведение. Тебе нравится?" Ева кивнула и сказала:
− Да, очень. Хотя, эта книга заставляет грустить.
− Тебе нравятся такие печальные книги?
− Да. Мне кажется, та книжка хорошая, которая может вызвать слезы.
− Я никогда не плачу при чтении. А в кино могу легко расплакаться.
− А меня - наоборот. Я никогда не плачу в кино. Впрочем, я редко бываю в кино.
− Давай как-нибудь вместе сходим. Ты не против?
− Вполне возможно.
Ева задумалась, какие моменты в книге вызвали её слёзы? Здесь важны определенные
слова. Такие как: любовь, ласка, доверие, одиночество. Избитые, пошлые слова.
Ева поднялась со своего места. "Я иду пить чай", - сказала она. Ей не хотелось обижать
Франциску. Она единственная, кто говорит ей "Привет", когда Ева утром входит в класс, а
приходит Ева позже всех, в последние секунды перед звонком. Недалеко от школы, на
пересечение двух улиц, есть часы. Ева терпеливо смотрит на них, наблюдает за
движением стрелки. Четыре минуты до восьми - значит можно идти. Она не желает
приходить ни одной минутой раньше, чтобы не слышать: "Знаешь, я вчера..."
Чай был горячий и приторно-сладкий.
Витрина магазина деликатесов. Ева стояла к стеклу близко-близко, чтобы не видеть
своего отражения. Малоприятная картина. Ей и так было известно, что она жирная. Пять
раз в неделю она может сравнивать себя с другими. Они носят узкие джинсы, они стройны
и красивы. И лишь она одна толстая до омерзения.
Ей было 11 или 12, когда всё это началось. Чувство голода не уходило, и она не могла
насытиться. В свои пятнадцать она весит уже 76 килограмм. И это при её небольшом
росте.
Сейчас она снова голодна. Всегда после школы её мучает голод. Ева посчитала деньги в
кошельке: 4 марки 85 пфеннигов. Сто грамм салата стоит две марки.
В магазине было прохладно в сравнении с жаркой улицей. От запаха пищи у Евы
закружилась голова. "Двести грамм салата из селёдки с майонезом, пожалуйста", - тихо
сказала она продавщице, которая, скучая за прилавком, скребла за ухом. Продавщица
наполнила пластиковую коробочку салатом, добавила майонез, поставила коробочку на
весы и сказала равнодушно: "Четыре марки". Ева быстро выложила деньги, взяла
коробочку и вышла из магазина.
На улице было всё то же пекло. Солнце с неба бросало жар на уставшую за день землю.
Ева подумала: "Как может быть так жарко в июне! Коробка в её руке ещё хранило
прохладу магазина. Ева быстро, почти бегом достигла парка. На всех скамейках сидели
люди. Мужчины расстегнули рубашки, женщины подняли юбки чуть повыше. Ева
проходила мимо людей с мыслями: смотрят ли они ей вслед, говорят ли о ней, а может
быть смеются над её полнотой.
Наконец-то Ева дошла до густого кустарника. Его ветки надежно укрывали девочку от
посторонних глаз. Здесь её никто не увидит и не помешает. Ева бросила сумку, затем села
на землю, сняла крышку с прохладной коробки и положила ее рядом с собой. Мгновенье
она рассматривала розовато-серые кусочки селедки в жирном белом майонезе. На одном
кусочке сохранилась серебристая кожица. Осторожно, большим и указательным
пальцами, она взяла этот кусочек и положила его в рот. Он был прохладным и чуть
кисловатым на вкус. Языком она протолкнула его дальше и почувствовала вкус жирного майонеза. Потом она начала жевать и глотать и снова выхватывать из коробки кусочки
селёдки и запихивать их в рот. Остатки соуса она собрала указательным пальцем. Когда
коробка опустела, Ева выбросила ее в кусты. Тяжело вздыхая, она поднялась, отряхнула
юбку и подняла свою сумку. Усталая и печальная, Ева отправилась домой.