Известный писатель детективов в самом расцвете творческой карьеры внезапно берётся за непривычное для себя занятие - написание биографии солистки популярнейшей рок-группы, которая покончила с собой на самом пике славы.
Её жизнь окутана тайной, однак...
К сожалению, это изображение не соответствует нашим правилам. Чтобы продолжить публикацию, пожалуйста, удалите изображение или загрузите другое.
Попытка номер два. Буду снова вести дневник. В прошлый раз успехом не увенчалось — забросила почти сразу. Сейчас забрасывать не хочу. Перечитывать старые записи — очень интересно. Рассказываешь о своей жизни на бумаге, потом читаешь то, что понаписал, и начинает казаться, что твоя жизнь куда интереснее, чем она есть на самом деле.
Сегодня на английской литературе заходил один хмырь. Говорил что-то про музыкальный кружок. Он главный, в кружке этом. Те, кто сидел на задних партах, захихикали. Типа: «Эй, нам давно не десять, а ты затираешь про музыкальный кружок». По привычке и мне захихикать захотелось, а то и вовсе в голос рассмеяться: мол, ты чего, предлагаешь Моцартов да Бетховенов слушать и ноты учить? Захотеться-то мне захотелось, но смеяться я всё-таки не стала, даже если бы повысила свой авторитет в глазах Салли Росс и её подружек. Общаться с ними, конечно, было бы неплохо, но ржать, как придурковатая, над тем, что на самом деле нравится (ну, музыкой то есть), — не очень хорошо.
Про кружок рассказала Полу, когда пришла домой. Он сказал обязательно записаться. Ещё сказал, что музыка у меня в крови. И что пою хорошо — тоже сказал. Пол всегда это говорит. И раз уж про Пола начала, то ещё пару слов скажу.
Люблю я его не из-за того, что он мне льстит (не уверена, что слово правильное, но Джон часто его использует, когда речь заходит о душах грешных и прочей мути). Просто Пол не боится мыслей. С ним можно всё обсуждать, а ещё можно всё ему говорить. И глаза у него не тревожатся, они такими же ясными и чистыми остаются, как и были до сказанного. А когда маме говорю что-то, что не связано с погодой, последними новостями, соседями и прочей фигнёй, она смотрит на меня так, как будто боится. Про Джона — даже говорить излишне. Он боится вообще всего.
Так вот Пол — единственный, кто меня понимает. И я его очень сильно люблю.
Недавно, когда мы вернулись домой с воскресной проповеди, мама сделала мне замечание: типа что я невнимательно слушала. Джон заступился и сказал, что я ещё маленькая. Точнее сказать, Джон сделал вид, что заступился. Нифига это не заступничество. Просто показывает, какой он крутой и просветлённый. И какого это чёрта я маленькая? Католики, вон, статуям младенца, бывает, молятся, и ничего. (Мария, одна из подружек Салли, — католичка.)
