На этот раз он не ведёт его под локоть, не тащит за руку, просто идёт вперёд, не оборачиваясь - не думая обернуться, вставляет в дверь ключи - поворот.
Чонгук заходит внутрь своей тихой пустой квартиры, серой, чёрной, полной холодного воздуха улиц, он стоит с расстёгнутыми брюками, со скинутой на пол, резко брошенной, черной футболкой - стоит и дышит, остывая - желая остыть, но всё без толку - он слышит чужие тихие шаги, закрывающуюся дверь, и тело разгорается сильнее - от кончиков пальцев до отчаянно жаждущих поцелуя губ.
Он валит Тэхёна в коридоре - захват, подсечка, звук удара тонет в квартире бесследно; он раздвигает его ноги руками, преодолевая пустяковое сопротивление, и ложится сверху так, чтобы быть ближе к чужим губам, настолько, насколько возможно.
При столкновении с полом Тэхён больно ударяется спиной - глухой звук - шепот эха в тишине - отражается от стен и незаметно гаснет, как прогорает спичка - оставляя лишь обугленное, осыпающееся напоминание.
- Блядь, - кривится он, прежде чем губы снова оказываются в плену губ Чонгука и его языка. И это полнейший фолл: он обошёл прямой приказ к молчанию, хотя куда уж больше молчать - они одни, в пустоте, в темноте, во всём мире, и нет никого важнее сейчас, здесь - и нигде. Есть только они: Тэхён и...
Обманчиво ласково ведя пальцами по иссиня-чёрным волосам, он резко отталкивает парня, открывая взгляду его шею и острый кадык, блуждающий вверх-вниз по горлу. Держит, потому что не хочет отпускать от себя, кутается в его руках, тёплых, почти горячих, жёстких, несмотря на смятую, приятную на ощупь кожу перчаток, и до умопомрачения властных.
Тэхёну до дрожи в руках и коленях этого не хватало: не фиктивного траха в номере отеля, на двуспальной с балдахином кровати, с тошнотворным запахом денег, стирального порошка и сирени, а чего-то такого - на полу, с гуляющим вдоль спины сквозняком, с парнем, открыто и без стеснения показывающим, насколько он заинтересован в Тэхёне. Заинтересован - хорошее слово, при большом желании буквально чувствуется бедром.
Окей, думает он, заглядывая в ясные, слегка прищуренные глаза Чонгука. Тот смотрит так, словно готов задушить его голыми руками, и этим своим ястребиным, хищным взглядом отсекает цирковой канат за пару шагов до окончания номера - Тэхён падает, но не на постеленные маты, он падает в пропасть.
И улыбается.
Потому что хочет падать.
Он давит на плечи парня преувеличенно резким движением, заставляет сесть ровно - что, впрочем, оказывается не так-то легко, но Чонгук, кажется, понимает, пусть и неосознанно, к чему ведет эта сцена. Грациозно - можно даже сказать, эффектно - Тэхён седлает его бёдра, смотрит, обжигая, раскачивает тазом, приспуская с плеч куртку и расстёгивая пару верхних пуговиц на рубашке. Что бы там ни было, оно похоже на танец - приватный танец, сексуальный, разнузданный - в воздухе витает острое, как перец чили, возбуждение, Тэхён чувствует, как они трутся, соприкасаясь, и натянуто выдыхает.
В руках Чонгука копится застывшее в его квартире, казалось, навсегда одиночество, не дает расслабиться, забыться - пустить чужого. Он позволяет толкнуть себя, позволяет оседлать - соприкасаться бедрами, и это всё действительно новый сценарий, совсем не так, как раньше: отель, постель, его, Чонгука, рука на чужой шее, чтобы не дёргался сильно, не видеть взгляда мутных глаз - брать сзади, сильно, тяжело, и уходить первым.
А сейчас Тэхён сидит на нем, и в серой темноте коридора его губы горят красным, влажным, мягким, он расстёгивает рубашку, обнажает кожу - и это прекрасно, думает Чонгук.
Он откидывается, прислоняется к стене, посылает всё, потому что это то, чего он хочет сегодня - сейчас, сбросить к чертям это напряжение - давящее, голодное, почти жестокое. Напряжение одиночества.
От Тэхёна веет теплом, жаром - хочет не меньше.
Чонгук тянет руки за спину, ища по задним карманам пачку сигарет и спички, и наклоняется к Тэхёну ближе - и это оказывается легче, чем предполагалось - расстёгивать языком мелкие белые пуговицы чужой рубашки.
Чонгук улыбается впервые за ночь, предвкушая, смотрит танец на своём теле, поджигает легко белую сигарету и подсаживает дёрнувшегося Тэхёна ближе - чтобы пальцами раскрыть чужие губы и дать им обхватить фильтр.
Первая затяжка даме, думает Чонгук.
Тэхён долго затягивается, прижимаясь высохшими, искусанными губами к внутренней стороне чужих пальцев, потёртой перчатке, и впитывает эмоции полуприкрытыми глазами. Он отстраняется, закидывая голову, словно в экстазе, а затем наклоняясь, скользит руками за шею парня, скрещивая тонкие запястья, обнимая, подаётся вперёд, отдаваясь, продаваясь, замедляя движение бёдер и замирая, кажется, в миллиметре, за пару секунд до полуночи, чтобы выдохнуть в приоткрытые губы густое, как лава, серое облако дыма.
Скрытый смысл.
Дыши, Чонгук, вдыхай.
Не останавливайся.
Сигаретный дым проходит через лёгкие волной: густой, горький, смешанный со вкусом чужих губ, Чонгук глотает его и тянется вперёд.
Он снова целует Тэхёна первым, медленно давит на чужие губы, заставляя открыться, легко касается языком нижней, целует до последней капли кислорода, до тех пор, пока Тэхён не начинает упираться сжатыми ладонями; скопившийся пепел слетает Чонгуку на грудь.
Он забирает сигарету из чужих пальцев, курит, глубоко затягиваясь, пока Тэхён почти лениво двигается на его бедрах, трётся об него, трахая воздух. Чонгук думает - неплохо было бы перейти в спальню, но Тэхён прижимается телом - грудью - к его собственной, и на ней остаются маленькие кусочки пепла.
Чонгук думает - к чёрту спальню, и скидывает с чужих плеч рубашку.
Из груди вырывается протест, Тэхён мычит в поцелуй, но вместо того чтобы действительно сопротивляться - давит на черноволосый затылок, закапывает подушечки пальцев до самых корней и прикусывает нижнюю губу, оттягивая. Он как кошка - царапается, скалясь, но с колен не слезает. Матовые пуговицы выскальзывают из узких петель, буквально разрываясь пополам и треща от напора, на языке оседает слабый вкус никотина с примесью металла.
Тэхён издаёт приглушённый смешок, с трудом выпроставшись из рукавов, - по обнажённому телу пробегается колючая морозь, покрывая тонким слоем мурашек, и он вынужденно жмётся к широкой груди, утопая в соблазнительной власти ключиц и песочного пергамена* кожи, усиленно, хотя отчасти уже бессознательно, ёрзая в продолжении танца.
Чонгук тушит сигарету о подошву своих чёрных ботинок с полубезумной улыбкой и снова толкает Тэхёна на спину.
Дым исчезает в воздухе тёмного холодного коридора.
Чонгук нависает сверху, прижимая полуобнаженного Тэхёна собой, и ловит сознанием тонкую грань своего чувства - нежности и грубости, желания доставить удовольствие и забрать своё. Тэхён под ним дёргается и глубоко вдыхает, и это прекрасно - думает Чонгук. Потерянное, сбившееся дыхание Тэхёна - это прекрасно.
Раздвигая чужие ноги коленом, Чонгук снимает зубами перчатки, он считает, это немного странно - но до ног Тэхена, до его бёдер ему хочется дотронуться голыми руками.
- Помоги мне, - говорит Чонгук и тянет вниз чужие брюки.
Голос хриплый, грудной, громкий до шёпота - Тэхён ловит слова губами, перекатывает во рту и с трудом глотает. Он хочет вести, хочет оседлать Чонгука и продемонстрировать, кто здесь главный, но вместе с тем хочет подчиниться, расслабиться, плыть по течению, быть ведомым.
ВЫ ЧИТАЕТЕ
carpe diem
FanfictionТэхён смотрит на него открыто, опустошённо, в искажённых лунным светом линиях его тела Чонгук видит материю своего наслаждения. by dedly