carpe diem

Part 6

  Сколь­же­ние паль­цев по прос­ты­ни, сла­бое ду­нове­ние аро­матов из при­от­кры­той фор­точки: го­род­ской смог, стро­итель­ная пыль, ос­трый за­пах дож­дя и вет­ра; ти­канье нас­тенных ча­сов – по­лови­на один­надца­того ут­ра, без­божная рань для тех, кто не спал боль­шую по­лови­ну но­чи, и неп­рости­тель­ная ошиб­ка, ес­ли это вре­мя бы­ло про­веде­но в чу­жой пос­те­ли. С боль­шим тру­дом Тэ­хён зас­тавля­ет се­бя раз­ле­пить ве­ки: в го­лове прон­зи­тель­ный гу­док, уши за­ложи­ло, су­хость во рту, как буд­то он с не­делю толь­ко и де­лал, что вли­вал в се­бя спир­тное - как знать, мо­жет, ему это ещё пред­сто­ит. Про­сыпать­ся об­на­жён­ным в сты­лых сте­нах цве­та ут­ренней се­рос­ти – то ещё удо­воль­ствие; Тэ­хён пе­река­тыва­ет­ся на спи­ну, под­ни­ма­ет­ся на лок­тях, об­во­дя взгля­дом об­щую об­ста­нов­ку, так ска­зать, рос­кошное – в ка­выч­ках – уб­ранс­тво ком­на­ты, и не то­ропит­ся сбра­сывать кло­чок оде­яла. Ни­каких из­ли­шеств – ти­пич­ная хо­лос­тяцкая бер­ло­га.

Вче­ра ему не уда­лось как сле­ду­ет нас­ла­дить­ся ин­терь­ером – пер­восте­пен­ным ос­та­вал­ся Чон­гук, его ру­ки, гу­бы, ли­цо, всё его те­ло; ка­залось, они сго­рят за­живо, Тэ­хён и не пом­нит, ког­да пос­ледний раз кон­чал так силь­но. Сей­час же бу­ря утих­ла, и мож­но вздох­нуть с об­легче­ни­ем.

Он ска­тыва­ет­ся с кро­вати; глад­кий пол хо­лодит ступ­ни; и, за­цепив­шись взгля­дом за при­от­кры­тую дверь, прос­каль­зы­ва­ет в ван­ную – удоб­но, ког­да она со­об­ща­ет­ся со спаль­ней. В по­луп­розрач­ном ста­кан­чи­ке толь­ко од­на щёт­ка - Тэ­хён лю­без­но (вы­нуж­де­но) чис­тит зу­бы паль­цем, за­то на крюч­ке ока­зыва­ет­ся све­жее по­лотен­це и ру­баш­ка, ко­торую он, ра­зуме­ет­ся, на­денет, вый­дя из ду­ша.

Стоя в уз­кой ка­бин­ке, прис­ло­нив­шись лбом к ка­фелю и сли­зывая с губ на­лёт тёп­лой во­ды, он за­водит ру­ку за спи­ну и, за­дер­жав ды­хание, об­во­дит паль­ца­ми трес­нувшие края сфин­кте­ра. Рас­фо­куси­рован­ный взгляд за­дева­ет си­няки на внут­ренней сто­роне бё­дер, по­тем­невшие вмя­тины вни­зу жи­вота, и Тэ­хён приг­лу­шён­но сто­нет, сжав гу­бы, про­тал­ки­вая в се­бя мыль­ные паль­цы и раз­ма­зывая пе­ну меж­ду яго­диц – Чон­гук, зас­ра­нец, все­го его об­кончал; собс­твен­ный член мо­мен­таль­но твер­де­ет, но Тэ­хён к не­му не при­каса­ет­ся. Его за­дача – хо­рошень­ко вы­мыть­ся, из­ба­вить­ся от тех сле­дов, ко­торые ещё мож­но сте­реть, а пос­ле по­думать, что де­лать с ос­таль­ны­ми. По-хо­роше­му Чон­гу­ку бы счёт предъ­явить за не­доб­ро­совес­тное об­ра­щение, но – что ещё смеш­нее – Тэ­хён имен­но это­го и хо­тел. Прос­то пал­ка о двух кон­цах, ей-бо­гу.

Ког­да он сно­ва по­яв­ля­ет­ся око­ло раз­во­рочен­ной пос­те­ли – тём­ное мо­ре, все от­тенки се­рого, гро­за и шторм - на ча­сах поч­ти чет­верть пер­во­го. Тэ­хён ещё раз ос­матри­ва­ет каж­дый угол, мыс­ленно пов­то­ряя рас­ста­нов­ку и на­име­нова­ние пред­ме­тов: све­тиль­ник, се­реб­ристая вы­шив­ка на по­душ­ках и пок­ры­вале, низ­кий чёр­ный ко­мод со вся­ким хла­мом вро­де дис­ков mp3 и ро­мана Фа­ул­за - за­поми­на­ет каж­дую вещь, по­тому что боль­ше ни­ког­да сю­да не вер­нётся, а пос­ле выс­каль­зы­ва­ет за дверь, от­ку­да уже дав­но до­носит­ся изу­митель­ный за­пах ко­фе.

Прис­ло­нив­шись по­яс­ни­цей к сто­леш­ни­це, Чон­гук уже во все­ору­жии: за­ужен­ные тём­но-си­ние джин­сы со стран­ным узо­ром на бёд­рах, бе­лая одо­маш­ненная фут­болка с круг­лым вы­резом, от­кры­то де­монс­три­ру­ющая креп­кие и силь­ные ру­ки – о, те­перь Тэ­хён на собс­твен­ном опы­те зна­ет, на что они спо­соб­ны. На его по­яв­ле­ние Чон­гук тол­ком ни­как не ре­аги­ру­ет, толь­ко сдви­га­ет и без то­го нап­ря­жён­ные бро­ви, а паль­ца­ми на­мер­тво вцеп­ля­ет­ся в круж­ку.

- Доб­рое ут­ро, - ми­ролю­биво про­из­но­сит Тэ­хён свои пер­вые сло­ва за день, го­лос сев­ший, наж­дачный, ещё ни­же, чем рань­ше; под­би­ра­ет со сто­ла пач­ку и дос­та­ёт од­ну си­гаре­ту. – Наль­ешь мне то­же?


Чон­гук ва­рит ко­фе для се­бя; се­реб­ристая тур­ка пок­ры­ва­ет­ся шо­колад­но­го цве­та пылью, по­ка он ку­рит пер­вую за день, за ок­ном - всё се­рое, ту­ман­ное, дож­дли­вое, лас­ка­ет взбе­шён­ные нер­вы. Чон­гук слы­шит, чувс­тву­ет - чу­жие ша­ги, чу­жое ды­хание, как пле­щет­ся во­да в его ван­ной; ему приш­лось соб­рать с по­ла ве­щи, раз­бро­сан­ные по все­му ко­ридо­ру, приш­лось прос­нуть­ся от шо­роха прос­ты­ней, воз­ни, хрип­ло­го ды­хания Тэ­хёна.

Чон­гук встал ра­но, хо­тел не­замет­но убе­дить­ся, как тот со­берёт не­лов­ко всю свою одеж­ду и зак­ро­ет за со­бой вход­ную дверь. Но Тэ­хён не ушел и да­же не со­бирал­ся, он сколь­знул в ван­ную, и Чон­гук ещё дол­го сто­ял воз­ле неё, под­пи­рая стен­ку, слу­шая, как ос­тро тот ды­шит, нас­тра­ивая во­ду; Чон­гук не пом­нит каж­дый мо­мент вче­раш­ней но­чи - всё ме­ша­ет­ся в ди­кий, тем­ный ну­ар - но пом­нит, что кон­чил внутрь, по­нима­ет, что эй­фо­рия Тэ­хёна, дол­жно быть, прош­ла, и ему на­вер­ня­ка боль­но; с дру­гой сто­роны - ду­ма­ет Чон­гук, бро­сая бег­лый взгляд на смя­тые прос­ты­ни - для Тэ­хёна это из­дер­жки про­фес­сии.

Он ва­рит ко­фе для се­бя од­но­го, так же, как каж­дый день, но в этот раз - не сдер­жи­ва­ет слу­чай­но дёр­нувшей­ся ру­ки - тя­нет­ся за вто­рой круж­кой, заг­лу­шая на­зой­ли­вые мыс­ли, слу­ша­ет, как за­тиха­ет в ван­ной во­да - круж­ка пок­ры­та пылью, как го­род­ские до­роги ине­ем; в этом до­ме кро­ме не­го, Чон­гу­ка, ни­кого боль­ше нет, и он в прин­ци­пе го­тов зап­ла­тить Тэ­хёну, что­бы тот то­же ушёл.

Чон­гук не жа­ле­ет об этой но­чи; о, нис­коль­ко; не жа­ле­ет, что при­вёз Тэ­хёна сю­да, он был хо­рош, как спе­лый ви­ног­рад, как до­рогой та­бак - он был прек­ра­сен, его ко­жа све­тилась в об­манчи­вом све­те его до­ма и его го­рячее ды­хание осе­дало слад­ким на сте­нах и пос­те­ли; и он ка­жет­ся всё та­ким же кра­сивым, ког­да за­ходит на кух­ню.

Мок­рые во­лосы при­липа­ют к ли­цу, блед­но­му, влаж­но­му, он ста­вит ко­лено на стул, что­бы по­тянуть­ся за пач­кой си­гарет, и Чон­гук не мо­жет не ви­деть, как ри­су­ют­ся крас­ным, фи­оле­товым - цве­та ягод - его бёд­ра; на Тэ­хёне его ру­баш­ка, слег­ка не по раз­ме­ру - ши­рока в пле­чах, Тэ­хён в ней, как в прос­ты­ни, об­ли­зыва­ет гу­бы, за­ин­те­ресо­ван­ный взгляд бе­га­ет от пред­ме­та к пред­ме­ту, его го­лос хри­пит, от­ра­жа­ясь от стен. Чон­гук всё ещё ду­ма­ет, что Тэ­хён без­божно кра­сив, и сле­ды, ос­тавлен­ные им вче­ра, в каж­дую ми­нуту но­чи, его толь­ко кра­сят.

Чон­гук на­лива­ет во вто­рую круж­ку го­товый ко­фе, ста­вит его пе­ред Тэ­хёном - на круг­лый, тём­но-крас­ный - мо­реный дуб - стол, ши­рокий, как ко­рабль, и ки­да­ет чёр­ную за­жигал­ку; он сог­ла­сен, что Тэ­хён зас­лу­жил и си­гаре­ту, и ко­фе, но пос­ле - пусть ка­тит­ся к чёр­ту.

Пос­ле, ду­ма­ет Чон­гук, при­меряя это сло­во, как но­вое паль­то. Тэ­хён пе­ред ним, об­жи­га­ющий кон­чик язы­ка, кри­вит­ся не­доволь­но и глу­боко за­тяги­ва­ет­ся; он поч­ти об­на­жён и пах­нет све­жо и пря­но го­рячей во­дой. Чон­гук жа­ле­ет, что в ду­ше тот был один - что не за­шел к не­му, не сос­та­вил ком­па­нию.