100 days.

Глава 24

Менее чем за пятнадцать минут, мы уже около больницы. Она паркуется прямо напротив двери, как-будто у нас экстренный случай. Но мне на самом деле больно, поэтому я молчу. Она кажется очень напряжённой. Черты ее лица стали более жёсткими. Я молча следую за ней. Она говорит мне присесть, пока сама будет разговаривать на регистрации. Не знаю, что она сказала, или сделала, но буквально через десять минут за мной уже выходит медсестра. Я прохожу раньше, уже сидящих здесь, восьми человек. Я лежу на кровати, и стараюсь не смотреть на девушку, занимающуюся моим пальцем, иначе меня вырвет. Она со мной, в палате. И когда мне говорят, что мой палец вывихнут, что его придется вставить на место, и что это может быть «чуть-чуть больно» , я превращаюсь в самого ужасного нытика в мире. Я не люблю боль, не люблю когда мне делают больно, поэтому я беру ее за руку. Сжимаю так же сильно, как и кричу, когда эта сволочь резко дёргает, чтобы вставить палец на место. Блять, это настолько больно, что перед глазами всё плывет. Она орёт на медсестру. Говорит, что бы она дала мне двойную дозу обезболивающего «сей.час.же.» , и увидев ее взгляд, я бы и сам выполнил всё, что она требует. Я не отпускаю ее руку, когда мне делают укол.

- Всё нормально?

- Нет.

Мне больно, и я, должно быть, бледный, как смерть, потому-что мне реально хреново. Правда. Как в тот раз, когда я перепил, и у меня чуть не случился приступ. Она мягко сжимает мою ладонь. 

- Обезболивающие быстро подействуют. Тебе станет лучше. 

И она не сводит с меня с глаз, пока мне накладывают шину на палец. И не сводит глаз с шины, которую мне накладывают пока... Не начинает злиться. Она была права, обезболивающие быстро подействовали, потому что я совершенно не понимаю, что происходит. Вижу, как она выгоняет бедную девушку из палаты, называя её бездарной, что-то ворчит себе под нос, и сама берётся наложить мне шину. Воу, у меня кружится голова. У меня такое чувство, что я лечу, мне совершенно не больно, и я улыбаюсь, как идиот. Не знаю, что за препараты мне дали, но это просто бомба. 

- Где ты научилась делать это?

- В ветеринарной клинике. 

- По-твоему, я похож на собаку? 

И даже если она не отвечает, я вижу улыбку на ее лице. Она сконцентрирована на том, что делает, и я доверяю ей. Она делает это очень легко, будто боясь сделать мне больно. В отличии от этой сволочи в белом халате. И я улыбаюсь. Снова. Блин, да я реально под кайфом. Чувствую себя лёгким. Мне хочется смеяться, настолько забавна эта ситуация. Тесса Хоккинз ставит мне шину на палец, который я сломал об машину, вечером, которым спас ее жизнь, потому что она научилась делать это на собаках. Страннее некуда. 

- Вот и всё. - она закончила, и подняв глаза на меня, хмурит брови. – Как ты себя чувствуешь?

- Прекрасно. Просто прекрасно. 

Даже слишком. Я улыбаюсь и, похоже, это не слишком ей нравится. Она выглядит раздражённо, но ничего не говорит. Помогает мне встать, обхватывая за талию. Мне это не особо-то и нужно, но я не собираюсь отстраняться. Мы делаем два шага, и у меня подкашиваются ноги. Ладно, я буквально наваливаюсь на нее, пока она заполняет какие-то бумаги на регистрации. И меня это забавляет, потому что, во-первых: блондинка странно на нас смотрит, и во-вторых: я могу сколько угодно давить на нее, но он не пошевелится ни на миллиметр. Поэтому, я качаюсь из стороны в сторону, каждый раз надавливая чуть сильнее, просто чтобы посмотреть, двинется ли она. И ей, похоже, это тоже нравится, потому что она каждый раз крепче сжимает мою талию, как-будто говоря перестать, но я чётко вижу, как она сдерживает улыбку. Думаю, мне нужны были эти обезболивающие как для пальца, так и для души. Она заканчивает заполнять эти... Не знаю что, и мне плевать, я предпочитаю смотреть на ее ещё мокрые от дождя волосы.

Мы почти высохли. Ее кожа горячая, и ей больше не холодно. Мы идём к выходу, она всё ещё придерживает меня, и я хочу ее поцеловать. Здесь. В холле скорой помощи, самой большой больницы Лондона, перед всеми. За сегодняшний день, я точно понял одну вещь: обезболивающие - самая лучшая вещь в мире. Только вот холодный, звучащий сзади голос, всё портит.