– Поглядите, кого я вам тут привел! – радостно сказал Рон.
– Привет.
– Здравствуй, Гарри, – кивнула ему Гермиона.
– Привет, – улыбнулась Джинни, выжидающе глядя на вошедшего. Но Гарри не шелохнулся, и постигшая основы легилименции Гермиона поежилась, ощутив весь коктейль гнева, негодования и обиды, взорвавшийся в душе рыжеволосой ведьмы.
– Ну что? – тихо спросила наследница Темного Лорда вслух. – Как прошло лето? Какие планы, Гарри?
Парень прошел в комнату и приблизился к окну. Рон с глубочайшим интересом уставился на него, а Джинни напротив демонстративно отвернулась.
– Я возвращаюсь в Хогвартс, – объявил Гарри Поттер. – Это последняя воля Дамблдора.
* * *
– Он прилетел ко мне в первую ночь у Дурслей, – говорил Гарри деревянным голосом. – Феникс. Патронус-феникс. Последний привет от Дамблдора. – Он умолк, но потом опять заговорил глухо и безжизненно. Было заметно, что слова давались парню с большим трудом. – Просил прощения. За то, что оставил меня. Передал, что я достаточно силен, чтобы пережить всё это. И он просил меня окончить школу. Просил вернуться туда ещё раз и учиться прилежно, ради него.
«Учись хорошо», – пронеслось в мыслях Гермионы, и она с трудом сдержала улыбку от диковатого сравнения, возникшего в голове. Об Альбусе Дамблдоре у нее теперь составилось новое мнение, сильно отличное от того, зачастую слепого, восторженного восхищения, которое она испытывала к старому мудрому директору раньше.
«Я никогда не отрицал его силы. Дамблдор – могущественнейший волшебник. Я не уставал поражаться также и его ловкости, и его уму. Мне было чему поучиться у Альбуса Дамблдора, Кадмина. С самого начала, как только я его узнал, он, казалось, видел меня насквозь. Тогда. А это более никому не удавалось.
Всю свою сознательную жизнь я играл с Дамблдором в шахматы, но не сразу понял, что и он увлеченно играет со мной. И что для него эта партия со временем стала единственным смыслом существования.
Дамблдор давно искал достойного соперника, он скучал. Когда-то в молодости будущий директор Хогвартса увлекся другой игрой, но ту он воспринимал иначе. Верил, боролся, строил грандиозные планы... И серьезно обжегся в конце. Тогда, мне думается, Дамблдор дал себе зарок не увлекаться больше строительством нового мира. И с годами сильно заскучал. Нереализованный потенциал сводил его с ума, но Дамблдор боялся затевать игру на пустом месте, чтобы снова не вышло катастрофы.
