Мой коварный Валентин

15

Квартира Тома находилась в одном из самых престижных районов столицы, который, в свою очередь, граничил с историческим центром города. До него было лишь несколько остановок на автобусе, растянувшихся для Билла в целую жизнь. Глядя из окна на узкие улочки столицы, он будто впервые открывал для себя этот город. Серый холодный Берлин словно заиграл яркими переливчатыми красками. Стоящий позади Билла Том смотрел в одну с ним сторону и в полголоса говорил. Он вещал не об истории возникновения того или иного здания, ни о батальных сценах второй мировой, нет, он рассказывал об истории своей жизни: о студии, где учился танцевать, школе, которую заканчивал, парке, где заработал свой самый большой шрам, о магазинах отца. Он устраивал экскурсию, которую вряд ли когда-нибудь посетит кто-то еще, открывал Биллу совсем другой Берлин. Тот слушал внимательно, запоминая каждое слово, улыбаясь, когда Том рассказывал что-то смешное, и грустя, когда он говорил о печальном. Иногда Том замолкал на пару секунд, пережидая, пока какой-нибудь пассажир, подошедший слишком близко, уйдет на безопасное расстояние. В такие моменты Билл терпеливо ждал продолжения, боясь забыть что-то или упустить мысль. Впрочем, он знал, что никогда не забудет ничего из этого дня, даже если... Боже, об этом думать совершенно не хотелось.

До центра парни добрались даже как-то слишком быстро. Остановившись, двухэтажный яркий автобус раскрыл двери, выпуская их на мокрую от дождя остановку, и быстро уехал, дальше следуя маршруту. Том и Билл, оглядевшись, решили прогуляться вдоль набережной, тянущейся далеко вперед. Гуляющих, несмотря на выходной день, было не много - сказывалась плохая погода - поэтому парни шли совсем близко друг к другу, никого не стесняясь.

- Скорей бы весна, - тихо сказал Билл, глядя на реку Шпре. По ней время от времени проплывали теплоходы и катера, беспокоящие водную гладь. Вторых было значительно меньше - все-таки не сезон. К тому же дул пронизывающий ветер, заставляющий ежиться и жаться друг к другу. Но Биллу не хотелось уходить и прятаться в тепло, хотелось раскинуть руки в стороны и взлететь прямо в серое зимнее небо или закричать. Громко, срывая голос, так, чтобы услышали все, чтобы монументальный город содрогнулся. Кричать, кричать, что есть мочи, пока сильные руки не поймают, а теплые настойчивые губы не заглушат надрывный крик, успокоят бушующие эмоции, с которыми Билл уже не мог справиться сам. Это слишком. Просто слишком.