Капля золотого ихора и Тайник Ахилла (или как правильно прыгать в Бездну)

Гермес продает мне товары для взрослых (или история Очень Плохого Дня)

  Я не помню, как упала. Мне стыдно в этом признаться, но я отключилась сразу после смерти Криса.
Да, Крис правда умер... Возможно, мой радар был сбит после душераздирающих криков двух сотен покидающих наш мир душ, но я ясно слышала угасающие мольбы о помощи своего лучшего друга. Давайте смотреть правде в глаза. Он пожертвовал собой ради меня. Теперь он мертв.
И я, кажется, тоже умираю. То есть, я еще каким-то краем сознания понимала, что происходит, я знала, что падаю, крепче прижимала к себе крылатую обувь Криса в надежде на спасение, но в голове сквозь непонятный стук все отчетливей звучал голос Аида: «Элизабет Мей».
— Не зовите меня больше так! — повторила я вновь ставшим ненормально тонким голосом и крепче прижала ладони к ушам. Тогда казалось, это должно помочь, но сейчас до меня едва доперло, что холодный мужской голос все равно достал бы меня, как достал в классе большой циклоп того старшего парня.
— Элизабет Сью Мей, — приказал ледяной голос. — Немедленно открой дверь!
— Но мама сказала... — на самом деле я просто отмазывалась.
Серьезно, когда я в последний раз слушалась маму? У нас с ней было что-то вроде холодной войны. Я не считаю ее родной матерью, она недолюбливает меня... Ну, как сказать «недолюбливает»? Думаю, сюда скорее подошло бы выражение «ненавидит до мозга костей». А после случая с циклопом (ох, лучше бы я ей не говорила), она вообще взбесилась: кричать стала чуть ли не по каждому пустяку, все время обвиняла меня в том, что теперь смерть будет преследовать и ее тоже, махала этой-своей-волшебной-штукой, про которую она мне и говорить не желала, и каждый раз, когда только позволял случай, чем-то кляла моего отца.
Он-то тут при чем? Мне уже пять лет, а я так ни разу его не видела, даже на фотографиях! Да он просто не успел бы причинить ей какой-либо вред!
А у чувака снаружи, кажется, закончилось терпение. Холодный свет, обжигающая вспышка ярости, словно что-то передавало мне чужой гнев, затмевая разум и поглощая панику, громкий треск и...
Прощай, дверь! Пусть этот пол будет тебе пухом.
Чуваку, вошедшему в проем нельзя было дать больше двадцати пяти, однако в его черных глазах и ледяной ухмылке читалось ненависти и усталости от жизни на тысячелетия вперед. Казалось, его одежда была сделана далеко не из обычной ткани: все — джинсы, потрепанная джинсовая куртка, футболка с черепом — словно было каким-то призрачным, я даже будто бы видела искаженные мукой прозрачные лица, что пытались любой ценой вырваться из заточения, однако понимали, что у них ничего не выйдет.
Странно, но страха я не почувствовала. Должно быть, виной была особая аура незнакомца, она словно бы меняла все чувства на гнев. Я в какой-то степени даже обрадовалась ему. Какое-то мрачное удовлетворение. Я словно бы видела его раньше, только вот не подозревала об этом. Даже появилось ощущение, что мы какие-нибудь дальние родственники, которые не знакомы вовсе, да и плевать хотели на существования друг друга, но на помощь в сложной ситуации пришли бы.
— Ну и кто же ты? — ошарашено спросила я.
— А ты еще не догадалась, Лиззи? — он небрежным кивком указал на ключ, ловко заткнутый за тряпичный пояс моего алого клетчатого платья, и тот словно по приказу — краткому и четкому — слетел ему прямо в руку.
Я холодно улыбнулась:
— Мама будет орать.
— Да. Да, я так думаю. Ей не очень-то по вкусу древнегреческие проклятия. Не стоило говорить ей о твоей сущности.
— Моей сущности? — я никак не могла понять, рада я присутствию этого левого типа в моей гостиной или ужасно обозлена на него.
Однако откуда-то из глубины моего изрядно подуставшего от всего этого дерьма сознания все увереннее закрадывалась надежда на спасение. Скоро меня заберут отсюда. Неважно, какой ценой.
Парень, вошедший в комнату сделал некий не совсем понятный для меня жест — словно бы взмахнул рукой, одновременно прищелкнув пальцами — по направлению к обитому черным бархатом креслу, и то совсем как живое с громким отвратительным скрипом само придвинулось к нему, так что оставалось только сесть. Что он, собственно говоря и сделал.
— Ты тоже можешь сесть, — предложил он таким тоном, будто это он здесь хозяин и это его дом, его кресло, да и я сама являюсь его собственностью. И я понимала, то перечить ему не стоит — вряд ли вообще можно вставить слово поперек человеку, который вместо того, чтобы элементарно постучать в дверь, буквально взрывает проход.
Я глянула на незнакомца исподлобья.
— Не очень-то ты удивлена, Элизабет. Хотя, не спорю, мы уже знакомы.
— Мы виделись?
— Единожды. В Эребе, когда ты рождалась, твое тело нужно было омыть в реке забвения Лете, чтобы сделать из тебя настоящего бойца. Чтобы сделать из тебя лидера.
— Гадость, — поморщилась я. — Зачем ты пришел, отец?
— Видишь ли, недавно ты спасла одного подонка... То есть, героя, разумеется. Ты свершила великое, не подозревая об этом. И ты призвала один из ключей Царства Мертвых.
— Что?
— Видишь ли, Лиззи, существует несколько ключей от Эреба, которыми я могу отпирать и запирать смерть, и мои дети, герои, иногда призывают их своими поступками. Тогда они практически выходят из-под моего контроля. Проблема лишь в том, что разные ключи имеют разную силу. Для кого-то это просто очень мощное оружие. Для кого-то — единственный действенный способ защиты... Или атаки.
— Я так ничего и не поняла, — поморщилась я.
— Потом поймешь, сейчас это тебе ни к чему. Суть в том, что ты призвала самый сильный, седьмой ключ — ключ, способный застелить глаза самым сильным полукровкам и практически сделать их смертными на чертову дюжину лет. Но лишь с моей помощью.
— Так кто же ты такой?
Незнакомец сверкнул черными, как осколки космоса глазами.
— Меня зовут Аид. Я бог.
Кажется, этот факт меня ничуть не удивил.
— Аид? Почему мне знакомо твое имя?
И тут дверь, ведущая в спальню буквально взорвалась.
Серьезно, у моих родителей что, такое хобби?
Эмили Мей оказалась перед носом Аида так же неожиданно, как сам бог появился в ее доме, и приставила к горлу незваного гостя непонятный острый предмет. Я знала что мама всегда носит его с собой, пряча от меня в рукаве, и что постоянно орет, когда я пытаюсь разглядеть его (или он просто случайно попадет в поле моего зрения).
Эмили была на полторы головы меньше отца, однако все равно внушала страх. Черная мешковатая одежда делала ее похожей на тень, оружие в руке, пусть небольшое и, кажется, целиком вырезанное из дерева, заставляло поверить, что она действительно способна убить бога, глаза... Господи, ее глаза светились белым. По-настоящему.
— Зачем ты явился? — существо, которое я раньше называла матерью, сильнее надавило на деревянный шип, и на его кончике блеснуло что-то золотое.
Нет, она действительно может убить бога.
— Эмми, успокойся, — не думаю, что Аид взаправду нервничал, однако его голос сделался каким-то хриплым, он начал тараторить, но... Он только что выглядел таким... Таким бессмертным! — Я сильнее тебя, ты знаешь. И ты не сможешь причинить мне вреда. А я могу. Я не хочу тебя убивать, это ты тоже знаешь. А еще ты знаешь, что я должен забрать свою дочь.
— Это не твоя дочь! Это оно!
— Оно должно было родиться! Оно свершит великое в своем будущем!
— Прекратите оба! — в страхе завопила я. Кажется, два нереально сильных существа только что боролись за мою жизнь... Или смерть? — Я человек, слышите? Человек!
— Ты не человек! — вскричала срывающимся от злобы голосом Эмили. — Впрочем, в твоих жилах помимо ихора течет и смертная кровь. Значит, тебя так же просто убить...
Это произошло слишком быстро... Сразу две вспышки: ослепительный изумрудный огонь словно бы сжигал изнутри, и черный навевал такой холод, что я было подумала, что уже мертва.
Аид исчез в черном. Эмили засияла зеленым. Чей-то силуэт прямо передо мной.
А потом бог завопил и упал на прожженный ковер без любых признаков чувств.
Я не знала, что делать. Очевидно, она хотела убить меня, но попала в Аида. Я не знаю, каким способом. Шип в ее руке явно не являлся холодным оружием. И точно не одноразовым.
Мне было страшно. Такой страх я не испытывала даже тогда, пред циклопом. Может, потому что он не меня в этой школе искал? А Эмили Мей намеривалась убить именно самого слабого в этой комнате. Это была я.
У меня подгибались колени. Меня тошнило. Было жутко холодно. Пожалуй даже, холод бал самым страшным, даже страшнее того существа, что стояло сейчас передо мной.
И холод этот и страх распространялся все дальше, буквально убивая все вокруг. Краски ковра стали блекнуть. Доски трескались и гнили. Краска на стенах потускнела и облупилась.
Эмили схватилась за живот обеими руками, согнулась пополам и забилась в конвульсиях... И упала, больше не шевелясь...
Деревянный дротик, что она держала до этого в руке, покатился по полу и угодил в образовавшуюся в прогнивших досках пола щель.
Дальше перед глазами вновь потемнело.
Аид стоял предо мной как ни в чем не бывало.
— Конечно, — в шоке пробормотала я. — Ведь бессмертен... То и значит «Immortals».
Бог смотрел на меня оценивающе, с каким-то оттенком отвращения. Взглядом он как бы проговаривал: «Я создал монстра... Который точно пригодится мне в будущем. Однако сейчас он способен лишь все испортить!»
— Ты понимаешь, что только что сделала?
— Я убила.
— Ты убила падшего нефилима.
— Что такое нефилим?
— Это была твоя мать. — холодно продолжал Аид. Было понятно, что он никогда не будет убиваться за ее смертью, однако он был страшно разгневан. Можно было подумать, будто я разбила его любимую вещь или что-то в этом роде...
— Я убила свою мать? Она была монстром?
— Не один из полукровок не способен на такое. Я сделаю из тебя бойца. Окуну тебя в Лету, чтобы ты не помнила. Воздвигну внутри твоего сознания стену, чтоб ты не пролила слез. И застелю внутреннюю сторону твоих век Туманом, чтоб на тринадцать лет ты стала смертной.
— Моя мать была монстром? — меня волновало лишь одно.
— Проблема в том, что седьмой ключ может перенести лишь двоих. При условии, что их рождение абсолютно одинаково, а судьбы параллельны. А я не смогу перенести двоих так на долго. Думаю, около семи лет будет достаточно.
— Что ты несешь? Ответь на мой вопрос!
— Возможно, вы захотите сменить свои имена. Но вы двое будете знать их. Ищи его под землей.
— Я тебя не понимаю...- сорвавшись до внутренней истерики, пробормотала я.
— А теперь запомни его имя. Кристиан Адам Кэрроу. Оно будет вести тебя во Тьме даже тогда, когда ты сама будешь являться ею.
Аид щелкнул пальцами. Все вокруг потемнело. Только ледяной голос, словно взрывающий барабанные перепонки:
— Определенно она была смертным. Не обделенным страшной силой, но все же смертным.
***
Жарко... Едва очнувшись, я поняла как я хочу пить. В горле пересохло так, что язык приклеивался к нёбу. Я было потянулась за джинсовой курткой, чтобы снять ее, но в какой-то момент вдруг поняла — нет куртки. Она была у Криса. А Криса больше нет.
Второе, что мне пришло в голову, было осознание жуткой боли. На секунду я подумала, что мои глаза лопнули, однако я могла видеть. Когда я прикоснулась к своей щеке, то обнаружила на мертвенно бледных пальцах капли алой крови.
Думаю, это из-за стены, про которую говорил Аид. Слезы не могут идти, стена рушится, глаза готовы буквально вытечь. Может, это типа шоу «слабо» в магическом мире? Типа, если ты сломаешься, навсегда останешься незрячим? Жестокие эллины...
Я попыталась сесть. И у меня даже получилось. Правда, не с первого раза. Меня так тошнило, что я даже, бывало, слепла на несколько мгновений и пару раз отрубалась.
Я посмотрела на свои руки. Я, конечно, никогда особой смуглостью не отличалась, однако сейчас моя кожа цветом напоминала кожу Нико.
У меня ужасно болела спина. Было такое ощущение, будто по ней пару раз со всей дури рубанули топором.
Хуже стало, когда я полностью осознала всю свою потерю. Когда я только проснулась, в голове была такая каша, что я помнила события прошлой ночи лишь отрывками. Но теперь, когда я окончательно все поняла...
До сих пор у меня был смысл продолжать этот поиск, был смысл ходить, дышать, жить... У меня никогда не было дома, не было родных, друзей, никого, кто может поддержать в трудную минуту, остановить перед, казалось бы, неизбежным шагом в бездну, утешить в приступе паники в душащей тьме. Никого, кроме...
Кроме Криса. Кроме, блин, придурка, который спас мне жизнь, и теперь его искалеченное тело без признаков жизни лежит где-то здесь, среди высоких деревьев штата, наверное, Джорджия (не думаю, что мы успели долететь до Флориды, однако тут значительно теплее чем в Нью-Йорке или той же Пенсильвании).
Глаза разрывались. Я уже практически не видела из-за заливавшей мои веки крови, которая быстро сворачивалась и слепляла ресницы. Я готова была разревется. Только вот проблема: я не могла разреветься. Иначе я стала бы безглазым инвалидом, который не сможет завершить чертов поиск и спасти этот гребаный мир.
Мир вам спасти? Поиск завершить? Так хотите?
Может мне вам еще чайку нахрен сварить?!
А? Чайку, блин, не хотите?! Какой к черту чай?!
Какой поиск?! Плевать я на ваш тупой мир хотела!
Криса больше нет! Он мертв! Мертв, ублюдки!
Так с какой же это стати этот сраный мир должен жить?!
Я в отчаянье закричала. И крик мой эхом прокатился по горной долине, в которую упал наш самолет. И он выражал всю боль, все муки, что сейчас я испытывала. Я никогда так не кричала раньше. Даже когда меня пытал циклоп. Потому что любая физическая боль — ничто, по сравнению с тем, что я испытывала сейчас.
И я согласна повторить все пытки, что я пережила в Нью-Йорке, казалось бы, так давно. И, если бы это вернуло Криса к жизни, я готова была умереть. Я готова ради этого прыгнуть в Тартар. Я готова на все.
Мной двигал гнев.
Я резко встала, обернулась и ахнула. След. Огромный след облезших поломанных, словно бы когда-то бывших ангельскими крыльев, выжженный на выцветшей на солнце траве.
Должно быть, это было какое-то колдовство, может, Аид или Гермес, или еще какие боги наслали это на меня, чтобы спасти от гибели.
Хотя я была на все сто процентов уверена, что спасли меня именно крылатые кеды Криса. Его непосредственная жертва.
Только я подумала об этом, тошнота нахлынула на меня с еще большей силой, в глазах опять потемнело, ноги начали подкашиваться, а крылья на земле то исчезали, то вновь появлялись. Я думаю, это было что-то вроде предсмертной галлюцинации. Не знаю, почему, но мне казалось, что я вот-вот умру... Или я просто этого хотела?
Не важно. Я чувствовала, будто вот-вот снова рухну без чувств на траву. Но я должна была двигаться. Я должна была найти Криса...
То, что от него осталось...
Последнее, что я помню, это как бежала на негнущихся ногах, на ходу подбирая уже не крылатые кеды и вытирая тыльной стороной ладони кровь с лица. Не смотря на свое состояние, бежала я довольно долго — около пяти минут. Тогда для меня это казалось вечностью.
А потом я запнулась и кубарем покатилась вниз. Именно эта случайность привела меня к самой душераздирающей, самой жуткой картине в моей жизни.
Когда я больно ударилась об огромный валун, преграждающий мне дорогу к трехсотфутовому обрыву, я увидела вдалеке неестественный темный след, до боли похожий на след сломанных крыльев, что мне примерещился как только я встала с места своего падения.
От крыльев тянулся другой след. Сейчас это был след цвета коричневатой ржавчины, однако я прекрасно понимала, что еще ночью он был ярко алый. След тянулся вниз по склону прямиком к обрыву.
Если Крис и остался жив после падения, то когда он скатился по склону дальше (а след говорил, что да, скатился), то ему путь в Эреб заказан.
На этот раз я не кричала. Я начала отрубаться. Тяжело осела на землю и закрыла руками лицо.
Затем вновь встала и с силой бросила сначала один, а затем другой кеды Криса вниз.
Один рухнул прямиком в ущелье, второй же врезался в мятый кустарник на краю обрыва.
Разозлившись, я похромала в сторону ботинка, представляя, как ужасно размазало моего друга о каменные скалы и...
Я поняла, что за кустарником не сразу горы круто уходят вниз. Там был уступ.
Уступ, на котором росло дерево.
То самое дерево, которое, крепко обняв руками, под углом в сорок градусов свисал вниз труп. Это был он.
Сейчас он напоминал кусок мяса.
Один раз в Пенсильвании, во время школьной экскурсии на Ниагарский водопад, когда наш школьный автобус остановился в каком-то попутном городке, чтобы подзаправиться, все его пассажиры стали свидетелями ужасной трагедии: руфер, забравшись на крышу высотки не смог удержаться и камнем рухнул вниз.
Самое страшное было, что мы с моим лучшим другом были тогда не в автобусе, — школьников на время выпустили на воздух — и бедный парнишка рухнул прямо в нескольких метрах перед нами. И мы все прекрасно видели.
Сейчас у него было открытых переломов и страшных ран, кажется, больше, чем у того несчастного руфера.
Его лицо было закрыто моей джинсовой курткой, но я все равно не могла на это смотреть и закрыла себе глаза ладонями. Появилось желание немедленно броситься с этого чертового обрыва и покончить с собой раз и навсегда.
Наверное, я немедленно сделала бы это, если бы ноги не подогнулись. В глазах потемнело и я, прислонившись к другому дереву, осела на каменный «пол».
Я услышала сильно охрипший измученный голос, который обессиленно произнес:
«Лизи?»
А потом я потеряла сознание.
***
— Я так и знал, что ты выживешь, — слабо произнес Крис. — Верил в тебя.
— Заткнись и лежи. И не отрубайся больше. Я итак чуть кирпичный завод не открыла, когда ты начал падать.
Три слова, которые из Ада доставили мое сознание прямиком к Жемчужным Вратам:
Крис был жив.
Он ужасно выглядел, все его конечности, как выяснилось позже были переломаны, три перелома открыты (обе ноги и левая рука были полностью залиты кровью так, что остановить ее удалось лишь через несколько часов). Ребра были напрочь раздроблены, удивительно, что они не разрезали его внутренности, как костяной нож режет кусок мяса. Плюс еще, у него, кажется, было сотрясение мозга или контузия, или что-то в этом роде. Иногда он говорил странные вещи, видел какие-то глюки и постоянно твердил, что ему ужасно холодно. Наверное, потому что мне пришлось изрезать всю его одежду (за исключением алой рубашки) на бинты.
Невероятными силами я смогла оттащить его подальше от обрыва, чтобы он не грохнулся вниз вслед за павшим самолетом. Про истошные крики от боли можно промолчать, да?
Но все равно Крис был жив. А в кармане моей куртки оставалось немного амброзии, так что сейчас он практически не чувствовал боли.
Сейчас был уже вечер. Я высматривала разбившийся самолет с края обрыва.
Оттуда никто не выходил, значит, могу сделать вывод, что все на борту погибли. Спасатели еще не успели прочесать его, да и вообще, похоже, что никакого подкрепления пока ожидать не стоит. С одной стороны, это очень хорошо, потому что я планировала ночную вылазку вниз за едой и водой, ведь сама уже начала слабнуть от истощения.Что касается Криса — ему было по барабану. Кажется, ему вообще теперь ничего не нужно, только вот...
— Лизи?
— Ага... — произнесла я, не отрывая взгляд от самолета.
— Ты ведь понимаешь, что долго я так не протяну?
— Долго и не надо, — я уловила некую злобу в своем голосе. На что это он намекает? — Мы найдем помощь. Или лекарство. Или что там надо? Ты выздоровеешь и мы рванем в Орландо. Сколько я провалялась в отрубе? Ночь? Значит, у нас еще больше суток. Мы успеем...
— Лизи. — оборвал он меня.
Я не переставала удивляться его тону. После катастрофы он больше не говорил как прежний Крис. В его голосе пропала та дерзость, тот вызов, который всегда придавал ему своеобразную «искорку». Так же он не говорил со мной как тогда, в автобусе. Он не был напуган. И пропала та решительность, с которой он приказал Минотавру отступить от меня тогда, в мае на Лонг Айленде.
Он не обращался со мной как с человеком, которому такой чудовищной ценой спас жизнь. Но и не говорил со мной, как с человеком, в чьих руках сейчас находится его жизнь.
Он... Он говорил так мягко и расслабленно... Словно грустный ребенок.
Было понятно, что сейчас он не мучается от адской боли, не страдает, как страдал до того, как я нашла его тут.
Я, конечно, имею в виду физическую боль.
Я понимала, что он прекрасно знает, что ему осталось недолго, и что он задерживает наш поиск так, что мы можем просто не успеть в нужным момент в Орландо. Что мы итак уже скорее всего опоздали.
Он знает, что мне придется рано или поздно сделать. У нас не хватит нектара и амброзии для того, чтобы окончательно его вылечить. Это как наркотик, который лишь на время смягчает боль. Он смирился. А я нет.
— Ты ведь понимаешь, что я не пойду на это?
— Ты пойдешь, — ответил он так же спокойно и грустно. — Все пошли. Не скрывай, Лизи, ты прекрасно знаешь. Рано или поздно ты должна будешь убить меня.
— Все в порядке? — спросила я.
— Да.
— Сможешь продержаться тут до утра?
— Я думаю...
— Тогда я пойду на разведку. Вдруг кто из смертных выжил? В любом случае, нектар и амброзия в рюкзаке в самолете. И нам нужна еда. И вода.
Крис только закрыл так же перепачканные кровью глаза, словно узник перед казнью. Видимо, эти уроды тоже установили ему стену.
Дерьмо какое-то в последнее время происходит, ничего не понимаю...
Когда я уже по пояс скрылась за каменной стеной обрыва, Крис окликнул меня.
Я еще могла нормально держаться на руках и решилась посмотреть в его сторону.
Он сказал всего три слова:
— Подумай об этом.
***
Никогда, слышите, никогда и ни за что не спускайся с трехсотфутового голого каменного обрыва в кромешной тьме.
Особенно если ты не подготовленный не полубог Аида, который не может идеально ориентироваться в ночи.
По ходу спуска я всего лишь пару десятков раз находилась на волосок от гибели. Я даже описывать этот пипец не хочу. Просто не делайте как я, оʼкей?
Обидно было, что после этого ужасного часа пыток для моих пальцев рук и ног вместо обещанного приза я должна была еще несколько километров плестись по заросшей кустарником долине в поисках этого несчастного самолета.
Но самые смешанные чувства я испытала, когда увидела Криса. Целого и невредимого. Он преспокойно стоял, прислонившись к поваленному корпусу самолета и преграждал мне путь внутрь.
Но это не мог быть Крис. Крис сейчас наверху под амброзией валяется!
Не раздумывая я достала ἀρατός (Седьмой Ключ, или как там его) и, выставив вперед оружие, побежала навстречу врагу.
Парень сразу же обернулся в мою сторону и... Ухмыльнулся. Ему было абсолютно пофиг на то, что какая-то левая девчонка вот-вот проткнет его кинжалом. Кажется, его даже забавлял этот факт. Почему нет?
Как только он обернулся я обнаружила главное отличие его от Криса.
Крис был раза в два младше. Чуваку, что пялился сейчас на меня, как на ненормальную (и я его прекрасно понимаю), можно дать не меньше двадцати пяти и...
Это все, что я успела разглядеть за три секунды моей атаки, потому что как только кинжал из стигийской стали оказался в дюйме от его лица, парень щелкнул пальцами и с таким видом, будто это самая, блин, обыденная ситуация в его жизни, элементарно растворился в воздухе. Вот так просто.
Такая фигня...
— А я так и знал, что именно с этого все начнется.
Я резко обернулась назад и чуть не угодила кинжалом в глаз незнакомцу.
— Воу, воу, полегче. — он выставил вперед согнутые в локтях руки и торопливо отступил назад. — Опасная.
— Кто ты и почему так похож на Криса?
Чувак развел руками.
— Прикинь ближайшего родственничка, который может делать так, — он вновь исчез, и мне опять пришлось оборачиваться на сто восемьдесят градусов, чтобы иметь возможность отбиваться, если он вдруг сменит свои приколы на гнев и оружие.
— Ты... Один из сыновей Гермеса, так? Или... — у меня, кажется, отвисла челюсть, а «ближайший родственник Криса» вновь озарил меня лукавой ухмылкой.
— Попробуй метить выше в пищевой цепочке.
— Ты Гермес?
Он поднял брови и посалютировал руками, как бы говоря «А вот и я, та-дааааам!»
— Обычно меня называют малость иначе. Ну, там, «Повелитель Гермес» или же то банальное «Владыка Гермес». Иногда даже встречались случаи, когда мне давали имя «Пожалуйста-Не-Убивай-Меня-О-Всемогущий-Владыка-Гермес». Но раз уж мой сын так привязался к тебе, так уж и быть, сойдет и твой вариант.
— Твой сын... А ты в курсе, где твой сын прямо сейчас и что он там делает?
Лицо бога искривилось в грозной гримасе, и он впервые стал действительно похож на настоящего бессмертного. Но Гермес быстро взял себя в руки и вновь непринужденно ухмыльнулся. Видимо, ему не очень нравилась мысль о скорой гибели своего сына.
А знаете, что я скажу? Мне тоже! И я буду хоть что-нибудь с этим делать, даже если придется за ручку привести бога прямо на верх того обрыва, где сейчас ждет меня Крис.
— Вообще, я был против вашего знакомства, только вот твой папаня — Аид никого не спрашивал. Да и вы столько спасаете друг друга, что мне это, пожалуй, нравится. Я и другие боги находим это забавным.
Я ничего не сказала. Просто смотрела Гермесу в глаза. Они были не как у Криса. Теплые карие, но с той же веселой искринкой, которую так кстати перенял его сын. Кажется, бога это несколько смутило. Он потупился и перешел на более серьезный тон.
— Знаешь, зачем я здесь?
Я покачала головой.
— На Олимпе проблемы. Что-то с Зевсом. Не всем нам докладывают, что именно, но я же посланник... Скажу откровенно, его так выворачивало в последний раз только когда Афина появлялась на свет. Но... Я этого не помню.
— Мне говорили, что тебя тогда, вроде как, еще не было...
— Ну... Я относительно молодой бог. Хотя, если честно, мы уже сами почти не помним. Мы же бессмертны. Тысячелетие плюс, тысячелетие минус — никто ничего не заметит.
— Ты собираешь души?
Бог замялся:
— С чего ты ре... Ах, да, старая греческая легенда, точно! Формально я могу собрать души и доставить их твоему отцу, но я один, а каждую секунду в мире умирает приблизительно...
— В среднем — два. — я понятия не имела, откуда у меня в голове такая информация, но, думаю, у меня на этот счет свои привилегии. — И в скором времени среди них может оказаться твой сын.
— Видишь, дитя Аида, для меня слишком муторно собирать каждого. А сюда боги послали меня, скорее, для разведки.
— Не поняла.
— Это Зевс уничтожил самолет.
— Вот сейчас вообще не удивил...- саркастически проворчала я.
— Не по своей воле уничтожил самолет. — закончил Гермес. Кажется, я начинаю ему малость надоедать.
— Ты ведь не будешь помогать Крису, так? И тебе, как богу достаточно нескольких секунд, чтобы проверить причину крушения. Так для чего ты все еще здесь? Ты ведь остался для чего-то важного?
— Верно подмечено. Я здесь для сообщения. Очень важного. Я же посланник. И я должен передать это сообщение. И получатель его должен не ослушаться приказа.
— Отлично, кто получатель?
— Ты, дитя Смерти. Все боги и титаны, что хоть малость владеют даром предсказания видят, что в Орландо ты встретишь богиню. Она предложит тебе выбор. У тебя будет да варианта ответа, но ты сможешь и отказаться.
— Ладно, а в чем приказ?
— Не смей отказываться. Ты погубишь мир. Боги велят, чтобы ты выбрала первый вариант, хотя он лишит тебя всего... Но так ты спасешь мир.
— Хорошо. Думаю, ради спасения мира...
— Нет! То есть, я же тож бог, верно? И я так же являюсь богом купцов. И могу предложить тебе сделку.
— Сделку?
Бог щелкнул пальцами и у него в руке появился рюкзак. Мой рюкзак.
— Там все твои вещи, нектар, амброзия, твой плеер, еще пара безделушек и главное... Лекарство. Оно действует подобно наркотику, так что вам нужно будет быть очень осторожными с ним. Однако оно может излечить тебя... И моего сына.

Вот оно. Сердце забилось чаще. Теперь главное — не упустить. Нужно лишь сделать верный выбор. Предложить хороший товар взамен.
— Что мне нужно сделать?
— Сначала ты должна согласиться на сделку, а потом я продиктую свои условия. Это ужасно рисково с твоей стороны, однако...
— Согласна! — перебила я бога.
Гермес, кажется, испытал облегчение.
— Поклянись на реке Стикс.
— Я клянусь водами реки Стикс.
Прогремел раскат оглушительного грома. Гермес ухмыльнулся и протянул в мою сторону рюкзак. Я протянула руку в ответ.
— Говори условия.
— Условия просты: Выбирай сердцем, Лизи Мейсон. Ты сделаешь правильный выбор.
С этими словами бог вновь щелкнул пальцами, растворился в воздухе, а рюкзак из его руки упал в мою и повис на одной лямке.
Затем рядом с ближайшим деревом оказался Крис. Он стоял на ногах, до сих пор весь перебинтованный и в крови. Так простоял секунды три, в полном недоумении пялясь на меня, затем его ноги подкосились, он схватился за ствол дерева, и, хорошенько выматерившись, рухнул на землю.
— Пошалим же, сучки, — ухмыльнулась я, вынимая наркотик из рюкзака.