Сотников

1

Они шли лесом по глухой, занесенной снегом дороге, на которой уже неосталось и следа от лошадиных копыт, полозьев или ног человека. Тут,наверно, и летом немного ездили, а теперь, после долгих февральскихметелей, все заровняло снегом, и, если бы не лес - ели вперемежку сольшаником, который неровно расступался в обе стороны, образуя тусклобелеющий в ночи коридор, - было бы трудно и понять, что это дорога. И всеже они не ошиблись. Вглядываясь сквозь голый, затянутый сумеркамикустарник, Рыбак все больше узнавал еще с осени запомнившиеся ему места.Тогда он и еще четверо из группы Смолякова как-то под вечер тожепробирались этой дорогой на хутор и тоже с намерением разжитьсякакими-нибудь продуктами. Вон как раз и знакомый овражек, на краю которогоони сидели втроем и курили, дожидаясь, пока двое, ушедшие вперед, подадутсигнал идти всем. Теперь, однако, в овраг не сунуться: с края его свисалнаметенный вьюгой карниз, а голые деревца на склоне по самые верхушкиутопали в снегу. Рядом, над вершинами елей, легонько скользила в небе стертая половинкамесяца, который почти не светил - лишь слабо поблескивал в холодноммерцании звезд. Но с ним было не так одиноко в ночи - казалось, вродекто-то живой и добрый ненавязчиво сопровождает их в этом пути. Поодаль влесу было мрачновато от темной мешанины елей, подлеска, каких-то неясныхтеней, беспорядочного сплетения стылых ветвей; вблизи же, на чистойбелизне снега, дорога просматривалась без труда. То, что она пролегалаздесь по нетронутой целине, хотя и затрудняло ходьбу, зато страховало отнеожиданностей, и Рыбак думал, что вряд ли кто станет подстерегать их вэтой глуши. Но все же приходилось быть настороже, особенно после Глинян,возле которых они часа два назад едва не напоролись на немцев. К счастью,на околице деревни повстречался дядька с дровами, он предупредил обопасности, и они повернули в лес, где долго проплутали в зарослях, пока невыбрались на эту дорогу. Впрочем, случайная стычка в лесу или в поле не очень страшила Рыбака: уних было оружие. Правда, маловато набралось патронов, но тут ничего неподелаешь: те, что остались на Горелом болоте, отдали им что могли изсвоих тоже более чем скудных запасов. Теперь, кроме пяти штук в карабине,у Рыбака позвякивали еще три обоймы в карманах полушубка, столько же былои у Сотникова. Жаль, не прихватили гранат, но, может, гранаты еще и непонадобятся, а к утру оба они будут в лагере. По крайней мере, должныбыть. Правда, Рыбак чувствовал, что после неудачи в Глинянах они немногозапаздывают, надо было поторапливаться, но подводил напарник. Все время, пока они шли лесом, Рыбак слышал за спиной его глуховатый,простудный кашель, раздававшийся иногда ближе, иногда дальше. Но вот онсовершенно затих, и Рыбак, сбавив шаг, оглянулся - изрядно отстав,Сотников едва тащился в ночном сумраке. Подавляя нетерпение, Рыбак минутуглядел, как тот устало гребется по снегу в своих неуклюжих, стоптанныхбурках, как-то незнакомо опустив голову в глубоко надвинутой на ушикрасноармейской пилотке. Еще издали в морозной ночной тишине послышалосьего частое, затрудненное дыхание, с которым Сотников, даже остановившись,все еще не мог справиться. - Ну как? Терпимо? - А! - неопределенно выдавил тот и поправил на плече винтовку. - Далекоеще? Прежде чем ответить, Рыбак помедлил, испытующе вглядываясь в тощую,туго подпоясанную по короткой шинели фигуру напарника. Он уже знал, чтотот не признается, хотя и занемог, будет бодриться: мол, обойдется, -чтобы избежать чужого участия, что ли? Уж чего другого, а самолюбия иупрямства у этого Сотникова хватило бы на троих. Он и на задание попалотчасти из-за своего самолюбия - больной, а не захотел сказать об этомкомандиру, когда тот у костра подбирал Рыбаку напарника. Сначала быливызваны двое - Вдовец и Глущенко, но Вдовец только что разобрал и принялсячистить свой пулемет, а Глущенко сослался на мокрые ноги: ходил за водой ипо колено провалился в трясину. Тогда командир назвал Сотникова, и тотмолча поднялся. Когда они уже были в пути и Сотникова начал дониматькашель, Рыбак спросил, почему он смолчал, тогда как двое другихотказались, на что Сотников ответил: "Потому и не отказался, что другиеотказались". Рыбаку это было не совсем понятно, но погодя он подумал, чтов общем беспокоиться не о чем: человек на ногах, сюит ли обращать вниманиена какой-то там кашель, от простуды на войне не умирают. Дойдет до жилья,обогреется, поест горячей картошки, и всю хворь как рукой снимет. - Ничего, теперь уже близко, - ободряюще сказал Рыбак и повернулся,чтобы продолжить путь. Но не успел сделать и шага, как Сотников сзади опять поперхнулся изашелся в долгом нутряном кашле. Стараясь сдержаться, согнулся, зажалрукавом рот, но кашель оттого только усилился. - А ты снега! Снега возьми, он перебивает! - подсказал Рыбак. Борясь с приступом раздирающего грудь кашля, Сотников зачерпнулпригоршней снега, пососал, и кашель в самом деле понемногу унялся. - Черт! Привяжется, хоть разорвись! Рыбак впервые озабоченно нахмурился, но промолчал, и они пошли дальше. Из оврага на дорогу выбежала ровная цепочка следа, приглядевшись ккоторому Рыбак понял, что недавно здесь проходил волк (тоже, наверно,тянет к человеческому жилью - не сладко на таком морозе в лесу). Оба онивзяли несколько в сторону и дальше уже не сходили с этого следа, который впритуманенной серости ночи не только обозначал дорогу, но и указывал, гдеменьше снега: волк это определял безошибочно. Впрочем, их путь подходил кконцу, вот-вот должен был показаться хутор, и это настраивало Рыбака нановый, более радостный лад. - Любка там, вот огонь девка! - негромко сказал он, не оборачиваясь. - Что? - не расслышал Сотников. - Девка, говорю, на хуторе. Увидишь, всю хворь забудешь. - У тебя еще девки на уме? С заметным усилием волочась сзади, Сотников уронил голову и еще большессутулился. По-видимому, все его внимание теперь было сосредоточено лишьна том, чтобы не сбиться с шага, не потерять посильный ему темп. - А что ж! Поесть бы только... Но и упоминание о еде никак не подействовало на Сотникова, которыйопять начал отставать, и Рыбак, замедлив шаг, оглянулся. - Знаешь, вчера вздремнул на болоте - хлеб приснился. Теплая буханка запазухой. Проснулся, а это от костра пригрело. Такая досада... - Не диво, приснится, - глухо согласился Сотников. - Неделю на паренойржи... - Да уж и паренка кончилась. Вчера Гронский остатки роздал, - сказалРыбак и замолчал, стараясь не заводить разговора о том, что в этот раздействительно занимало его. К тому же становилось не до разговоров: кончался лес, дорога выходила вполе. Далее по одну сторону пути тянулся мелкий кустарник, заросли лознякапо болоту, дорога от которого круто сворачивала на пригорок. Рыбак ждал,что из-за ольшаника вот-вот покажется дырявая крыша пуньки, а там, заизгородью будет и дом с сараями и задранным журавлем над колодцем. Еслижуравль торчит концом вверх - значит, все в порядке, можно заходить; еслиже зацеплен крюком в колодезном срубе, то поворачивай обратно - в домечужие. Так, по крайней мере, когда-то условились с дядькой Романом.Правда, то было давно, с осени они сюда не заглядывали - кружили в другихместах, по ту сторону шоссе, пока голод и жандармы опять не загнали ихтуда, откуда месяц назад выгнали. Скорым шагом Рыбак дошел до изгиба дороги и свернул на пригорок. Волчийслед на снегу также поворачивал в сторону хутора. Очевидно чувствуяблизость жилья, волк осторожно и нешироко ступал обочиной, тесноприжимаясь к кустарнику. Впрочем, Рыбак уже перестал следить за дорогой -все его внимание теперь было устремлено вперед, туда, где кончалсякустарник. Наконец он торопливо взобрался по склону на верх пригорка и тут жеподумал, что, по-видимому, ошибся - наверно, хуторские постройки былинесколько дальше. Так нередко случается на малознакомой дороге, чтонекоторые участки ее исчезают из памяти, и тогда весь путь сдается короче,чем на самом деле. Рыбак еще ускорил свой шаг, но опять начал отставатьСотников. Впрочем, на Сотникова Рыбак уже перестал обращать внимание -неожиданно и как будто без всякой причины им завладела тревога. Пуньки все еще не было в ночной серости, как не было впереди и другихпостроек, зато несколько порывов ветра оттуда донесли до путниковгорьковато-едкий смрад гари. Рыбак сначала подумал, что это емупоказалось, что несет откуда-то из леса. Он прошел еще сотню шагов, силясьувидеть сквозь заросли привычно оснеженные крыши усадьбы. Однако егоожидание не сбылось - хутора не было. Зато еще потянуло гарью - не свежей,с огнем или дымом, а противным смрадом давно, остывших углей и пепла.Поняв, что не ошибается, Рыбак вполголоса выругался и почти бегомприпустил серединой дороги, пока не наткнулся на изгородь. Изгородь была на месте - несколько дар перевязанных лозой кольев сжердями криво торчали в снегу. Тут, за полоской картофлянища, и стоялакогда-то та самая пунька, на месте которой сейчас возвышался белыйснеговой холмик. Местами там выпирало, бугрилось что-то темное -недогоревшие головешки, что ля? Немного в отдалении, у молодой яблоневойпосадки, где были постройки, тоже громоздились занесенные снегом бугры сполуразрушенной, нелепо оголенной печью посередине. На местах же сараев -не понять было - наверно, не осталось и головешек. Минуту Рыбак стоял возле изгороди все с тем же неумолкавшимругательством в душе, не сразу сообразив, что здесь случилось. Перед егоглазами возникла картина недавнего человеческого жилья с немудренымкрестьянским уютом: хатой, сенями, большой закопченной печью, возлекоторой хлопотала бабка Меланья - пекла драники. Плотно закусив с дороги,они сидели тогда без сапог на лежанке и смешили хохотунью Любку, угощавшуюих лесными орехами. Теперь перед ним было пожарище. - Сволочи! Преодолев минутное оцепенение, Рыбак перешагнул жердь и подошел к печи,укрытой шапкой свежего снега. Совершенно нелепым выглядел на ней этотснег, плотным пластом лежавший на загнетке и даже запечатавший устье печи.Трубы наверху уже не было, наверно, обвалилась во время пожара и сейчасвместе с головешками неровной кучей бугрилась под снегом. Сзади тем временем притащился Сотников, который молча постоял немного уизгороди и по чистому снегу подворья отошел к колодезному срубу. Колодец,кажется, был тут единственным, что не пострадало в недавнем разгроме. Целоказался и журавль. Высоко задранный его крюк тихо раскачивался нахолодном ветру. Рыбак в сердцах пнул сапогом пустое дырявое ведро, обошелразломанный, без колес, ящик полузаметенной снегом телеги. Больше тутнечем было поживиться - то, что не сожрал огонь, наверно, давно растащилилюди. Усадьба сгорела, и никого на ней уже не было. Даже не сохранилосьчеловеческих следов, лишь волчьи петляли за изгородью - наверно, волк тожеимел какие-то свои виды на этот злосчастный хутор. - Подрубали называется! - бросил Рыбак, уныло возвращаясь к колодцу. - Выдал кто-то, - сипло отозвался Сотников. Боком прислонившись - к срубу, он заметно поеживался от стужи, и, когдапереставал кашлять, слышно было, как в его груди тихонько похрипывало,словно в неисправной гармони. Рыбак, запустив в карман руку, собрал таммежду патронов горсть пареной ржи - остаток его сегодняшней нормы. - Хочешь? Без особой готовности Сотников протянул руку, в которую Рыбак отсыпализ своей горсти. Оба принялись молча жевать мягкие холодные зерна. Пожалуй, им начинало всерьез не везти, и Рыбак подумал, что этоневезение перестает быть случайностью: кажется, немцы зажимали отряд какследует. И не так важно было, что вдвоем они остались голодными, - большетревожила мысль о тех, которые мерзли теперь на болоте. За неделю боев ибеготни по лесам люди измотались, отощали на одной картошке, без хлеба, ктому же четверо было ранено, двоих несли с собой на носилках. А тутполицаи и жандармерия обложили так, что, пожалуй, нигде не высунуться.Пока пробирались лесом, Рыбак думал, что, может, эта сторона болота еще незакрыта и удастся пройти в деревню, на худой конец тут был хутор. Но вотнадежда на хутор рухнула, а дальше, в трех километрах, было местечко, внем полицейский гарнизон, а вокруг поля и безлесье - туда путь им заказан. Дожевывая рожь, Рыбак озабоченно повернулся к Сотникову. - Ну ты как? Если плох, топай назад. А я, может, куда в деревнюподскочу. - Один? - Один, а что? Не возвращаться же с пустыми руками. Сотников зябко подрагивал от холода: на ветру начал люто пробиратьмороз. Чтобы как-то сохранить остатки тепла, он все глубже засовывалозябшие руки в широкие рукава шинели. - Что ты шапки какой не достал? Разве эта согреет? - с упреком сказалРыбак. - Шапки же в лесу не растут. - Зато в деревне у каждого мужика шапка. Сотников ответил не сразу. - Что же, с мужика снимать? - Не обязательно снимать. Можно и еще как. - Ладно, давай потопали, - оборвал разговор Сотников. Они перелезли через изгородь и сразу оказались в поле. Сотников вразссутулился, глубже втянул в воротник маленькую в пилотке голову, норовя находу отвернуться от ветра. Рыбак откуда-то из-за пазухи вытащилзамусоленное, будто портянка, вафельное полотенце и, стряхнув его,повернулся к напарнику. - На, обмотай шею. Все теплей будет. - Да ладно... - На, на! А то, гляди, совсем окочуришься. Сотников нехотя остановился, зажал между коленей винтовку искрюченными, негнущимися пальцами кое-как закутал полотенцем шею. - Ну во! - удовлетворенно сказал Рыбак. - А теперь давай рванем вГузаки. Тут пара километров, не больше. Что-нибудь расстараемся, не можетбыть...