Foxes

Перешагни мою черту

  — Семь месяцев, Блэр, — голос парня просачивался сквозь невероятное блаженство, пробирающее каждую клеточку.

— Да, я знаю, что как зануда повторяю это в тысячный раз, но, черт побери, Олдридж, семь месяцев, — она не могла видеть его глаза, сквозь пелену дыма, а это делало происходящее еще более красивым.

— Это полгода, Блэр, семь месяцев, — парень сделал паузу, когда девушка снова полноценно увидела его лицо, озадаченное, красивое и мужественное лицо, но, ни в коем случае, не осуждающее. Этот парень даже не думал о каком-либо осуждении в сторону Блэр. Что продлится недолго, как лично сама Олдридж рассуждала, — и я не знаю, сколько это дней, но дохрена, — закончил Дейвидсон, вновь направляя взгляд в долины города.

Его балкон всегда казался девушке чуть более уютным, чуть более правильным. Блэр любила каждую долю секунды, проведенную здесь когда-либо. Даже сегодня, когда ее терзают такие ужасные мысли.

— Что-то действительно серьезное заставило тебя вернуться к этому? — Сендерс оперся о дверцу, когда девушка затянулась в очередной раз.

«Я переспала с парнем, чей четырнадцатилетний брат, кстати, мой ученик, влюблен в меня, чего Блэр Олдридж предпочитала якобы не знать», — промелькнуло в голове у Блэр, заставляя девушку вновь дрожать сильнее и делать еще один нервный затяг.

— Пожалуйста, расскажи мне, — его голос был так сладок и нежен, что еще больше приводило ее к страху разоблачения и осуждения.

— Знаешь, — из-за сигарет и долгого молчания ее голос обрывается, не успев родиться. И, каким же красивым был этот момент, — семь месяцев назад, когда я последний раз держала сигарету в руках, рядом тоже был ты. И сегодня, я хотела, чтобы рядом был ты.

Олдридж не смотрела на парня, произнося это, боясь видеть глаза, полные веры в эту девушку, стоящую напротив.

— Я знаю, потому что мы оба давно чувствуем это, — прошептал голос сзади, не рождая в Блэр ни капли сомнения о последующих словах, — ты так давно мне словно сестра, и я чувствую взаимность. Наверное, с первых моментов вместе я питаю к тебе самые теплые чувства и буду продолжать, — последние слова он сказал с иным тоном, воодушевляющим и даже устрашающим, — неважно, что случится, что ты скажешь, что сделаешь. Я рядом.

И затем она рассказала ему. Она начинала так робко, это был уже подготовленный с начала до конца рассказ, в котором девушка боялась забыть сказать каждую мелочь. А затем ее поглотили эмоции, делая историю рваной, но живой и дышащей тонкой натурой хрупкого создания, винящего себя во всех бедах.

Когда она закончила, разрываясь в рыданиях, нужных ей куда больше, чем сигареты, Дейвидсон всей сутью скрывал тихий смешок, вибрирующий в груди. Она была так наивна, ее окружали такие проблемы, но она продолжала волноваться за всех вокруг.

А еще кроме рыданий она жутко нуждалась в объятиях, которые он ей подарил. Сделал это, как делает лишь Сендерс. Парень буквально поглотил девушку собой. Его рост позволял ей лишь дышать в грудную клетку, пока его руки обхватывали хрупкие женские плечи.

— Выпусти эту боль, — прошептал он, срывая ей крышу окончательно.

За гребаного алкоголика, мешающего ей жить.

За гребаную работу, разрушающую нервную клетку.

За вечную нехватку денег.

За каждую ссору с сестрой и матерью.

За каждую погибшую мечту.

За гребаного подростка, даже влюбившегося в своего учителя.

И за его гребаного брата, заставившего мир Блэр крутиться вокруг себя.

А в конце она просто рыдала, вжимаясь носиком в друга все сильнее, сжимала кулаки на его одежде и тихо скулила, выдохшись.

— Моя маленькая девочка, свалившая мир на свои плечи, — прохрипел Дей в волосы девушки.

Его мир был в ней сейчас. В воздухе витал дурманящий запах шампуня Олдридж, ее руки были обвернуты вокруг его талии, а хрупкое женское тело словно приклеено к его мужскому и сильному.

И у него все сильнее обострялось это дикое желание оберегать девушку всеми способами. Он сильнее прижал ее к себе, чувствуя, как дыхание Блэр чуть приходит в норму.

Сколько они так стояли, не знает никто, но обоим после этого дышать было намного легче.

А жить чуть проще.

На следующий день опухшее от слез лицо девушки ничуть не красило зеркало, но делать было нечего. Лишь чуть исправив привычный макияж, Блэр оделась и направилась на работу, не представляя, что ее ждет сегодня.

Завтра.

Через неделю.

Как она будет жить спустя месяц?

— Доброе утро, мисс Олдридж, — сквозь мысли ее пробудил голос охранника у входа школы. Девушка подарила ему обворожительную улыбку.

— Доброе утро, мистер Бэк, как провели вечер ушедшего дня?

— Ох, дорогая, мы с женой, наконец, повидали внука, — его лицо посетила улыбка. Добрая и теплая, затрагивающая сердце. Особенно такое чуткое и женское, — он учился в Германии и, спустя долгое время, смог выбраться к нам на каникулы.

— Это прекрасно, уже распланировали выходные? — Блэр нравилось разговаривать с ним. Мистер Бэк дарил ей этот домашний уют прилежного семьянина.

— Невероятная программа, мисс Олдридж, — хрипло засмеялся он, и Блэр вместе с ним.

— Не сомневаюсь, желаю прекрасно провести время, — она дарит ему еще одну улыбку и уходит, кидая пожелания о хорошем дне, слыша те же слова в ответ.

Воодушевленная девушка, охваченная скрытой болью в сердце не что иное, как кнопка самоуничтожения.

Что-то заставило ее взять телефон и написать, не задумываясь на тот самый запрещенный номер:

«Я думаю, нам не стоит больше видеться, я буду мягче с твоим братом, и скоро все станет на свои места. Если же нет, я все же, в тайне от мальчика, свяжусь с его родителями».

«Что мне надо было сделать так давно».

Произошедшее нужно назвать «импульсивным» поступком.

Никак иначе.

Со всем потоком эмоций, навалившихся на Блэр, она просто не смогла их контролировать. Не смогла быстро осознать, что делает.

Кому и что отправляет.

Можно быть уверенным, спустя некоторое время ее ждут два пути:

1. Она будет проклинать каждый символ и каждую секунду, пока тот печатался.

2. Она и не вспомнит о произошедшем.

Девушка, напечатав, направилась в класс, где ее уже ждали ученики. Их она порадовала окрыленным настроением, вдохновляющим уроком и умеренным объемом домашнего задания.

Что держалось весь день. Каждый класс, покидающий уроки Блэр Олдридж сегодня, чувствовал чуть больше света. Нет, она не ставила сегодня больше хороших оценок, не проводила минуты, разговаривая о чем-то ином. Она просто дарила тепло свободного человека.

Но такое состояние можно назвать лишь «синдромом энергетика».

Скоро весь свет перевалится через черту, называемую границей. Где его будет ждать вся навалившееся боль.

Это то, что происходит всегда. Добро и зло. Боль и счастье. Они всегда трутся друг о друга тонкой чертой, которую так легко прогнуть. И человек, кем владеют его эмоции, никогда не будет управлять этой границей.

Никогда неизвестно, как будет задета черта: кем или чем.

Главное, что это произойдет.

Девушка сидела за своим столом, сверяя новую тему в учебники со знаниями, данными в других источниках, когда со стороны входа в кабинет послышался резкий хлопок двери.

Она не успела среагировать, когда тетрадки слетели со стола словно ветром, а зеленые глаза захватили в плен.

— Ты можешь оставить все свои книжки, тетрадки и учебники, — прохрипел этот сладостный голос с просачивающимися нотами гнева, — но у меня останешься ты.