дневник Слендер мена.

июнь 3.

13 июня:
Самая сложная охота оказалась самой простой. В жертву Сплендора мы нарядили Оффа. Трендер старался что есть сил.
– О, боже, чем это от тебя так воняет? – спросил Тренд, напяливая на лысую головешку Оффендера парик.
– Это все твои трусы! – рыкнул в ответ брат.
– Ты что, их не меняешь?
– А что, их менять надо? – Офф почесал свое достоинство, облаченное в труселя, которые не менял больше недели.
– Вообще-то каждый день!
– Уж прости, не знал, у меня их отродясь не было! – прошипел Оффендер.
Вскоре жертва была готова: голубое платье, парик из белокурых локонов и нарисованная Трендером кукольная физиономия. Правда глаза у Оффа оказались немножко разного размера, надеюсь, Кабадатх этого не заметит...
Оставалось дать последние указания Сплендору:
– Смотри, у Оффендера есть леденец! Догонишь – и он твой.
– Ура! Догонялки! – обрадовался младший.
– Только догонять ты его начнешь в лесу, хорошо?
– Ага!
В итоге Сплендор с заливистым смехом бегал по лесу за своей «жертвой». По-моему, отцу понравился энтузиазм младшего, и он, удовлетворенно кивнув, опять куда-то телепортнулся. Меня прямо распирает от любопытства – куда?

14 июня:
Настала моя очередь показывать как я охочусь. Пришлось взять свое орудие в виде ворона с собой. Многосрат не возмущался, потому что понимал, что пока Кабадатх здесь, его пернатая задница может оказаться у отца на тарелке. Правда была одна проблема - теперь у Сратика срабатывал рефлекс минометания не на меня, а на Кабадатха. Ну да ладно, Трендер сошьет мне новый костюм.
Я посадил Многосрата себе на плечо, и мы с отцом двинулись в лес. Я не сомневался ни на секунду, что охота пройдет как по маслу, ведь я единственный из братьев, кто по-настоящему охотиться каждую ночь.
Я первым заметил движение неподалеку от нас и начал подбираться к жертве. По запаху это была молодая девушка. Вкусная, наверное! Подкравшись сзади, я выпустил щупальца и приготовился к атаке. И тут девушка обернулась.
– Маша?! – у меня чуть сердце не остановилось! (Хорошо, что его у меня нет, а то точно бы помер)
– Ты долго не приходил... – она с волнением смотрела на меня голубыми глазами. – Что-то случилось?
– Случилось, – шепотом ответил я. – Отец приехал... Я тебе все потом расскажу, а сейчас уходи отсюда, пожалуйста!
Маша печально улыбнулась, но задавать вопросов не стала и развернувшись, побрела в деревню. Мне пришлось вернуться к отцу.
– Чего медлишь? Это же простая добыча! Ешь ее! – Кабадатх не понимал, почему я не стал охотиться дальше.
Пришлось выдумывать оправдания:
– Нет, найдем другую. Вон у нее волосы длинные, не люблю я волосатых. От них потом запоры.
– Нет, я сказал эту! – настаивал отец. Многосрат в это время метал мины через каждые пять секунд.
– Да у нее это... сопли. Я ее съем и тоже заболею. Лучше найдем другую.
– Тогда ее съем я! – вдруг рыкнул Кабадатх и телепортнулся прямо перед Машей, которая не успела далеко уйти.
– Нет! – я переместился между ними и закрыл собой Машу. – Ты ее не съешь! Это моя Маша! Моя!
Кабадатх тут же изобразил на лице графское спокойствие и сказал:
– После увиденного я должен подумать... – и исчез.
Я проводил Машу домой и пообещал пригласить на свидание, как только отец соизволит отчалить.

15 июня:
Кабадатх не пришел домой ночью, утром я его тоже не видел. Ну, думаю, попал я... Вернется отец – точно убьет!
Грустный, я бродил по лесу, представляя, как познакомлюсь с косой Кабадатха поближе... Эх. Маша, Маша, не судьба, видимо, нам встретиться еще раз.
Предаваясь унынию, я решил пойти к озеру в другом конце леса. Там красиво, нет никого, кроме парочки моих заначек. Посижу у воды, может даже искупаюсь, ведь на дворе лето. Погрызу сушеных человечков, подумаю, что делать...
Подхожу я, значит, к озеру и вдруг слышу музыку. Ее и музыкой-то назвать сложно – попсятина какая-то. Странно, люди сюда не ходят... Подбираюсь ближе. Смотрю, стоит шезлонг, а на нем лежит... Кабадатх! У меня челюсть об землю ударилась.
Вокруг шезлонга расставлена куча всего: магнитофончик а-ля восьмидесятые, сумка-холодильник с кока-колой, бесчисленное количество пачек с чипсами, причем половина из них пустые, плюс обертки от конфет и шоколада. И посреди этого срача на шезлонге загорал Кабадатх в семейных трусах в сердечки и в солнечных очках! (Зачем они ему?!)
Магнитофон вдруг начал издавать странные звуки, называемые у людей песней. Отец заерзал на шезлонге, качая головой в такт музыке.
– Лада седа-ан! Бак-ла-жан! – подпевал он писклявым голосом.
Тупее песни я не слышал! А как же Бах, Моцарт, Рахманинов, которыми всё время пичкал нас Кабадатх, когда мы были маленькими?
– Как же меня достало носить эту хрень за собой! – он бросил в косу пустую банку из-под колы и попал. – Так тебе и надо! У меня уже рука отсохла таскать тебя!
Засыпав в пасть очередную пачку чипсов, отец попытался поковырять в носу, но вдруг понял, что у него его не имеется:
– Бл*ть, совсем забыл, – ругнулся Кабадатх, возмущаясь отсутствию носа и радости в нем поковырять. Зато обнаружилась другая радость: – Эх, носа нет, так хоть пятую точку поскребу, – чем и занялся.
Я всё это время стоял, как вкопанный, не веря тому, что вижу. Может это глюки? Да нет, это действительно Кабадатх.
– Лада седа-ан! Бак-ла-жан! – продолжал подвывать он, подергивая в такт тощей ногой и пытаясь открыть когтистыми руками чупа-чупс.
Уж этого я никак не мог пропустить! Такой компромат, просто офигеть! Короче, я не выдержал и телепортнулся прямо перед батей.
– И кто тут из нас приличный Безликий? – спросил я, намекая на объяснения.
Кабадатх вскочил с шезлонга и наспех принялся одеваться.
– Я это... ну... тут такое дело... – начал он, но вдруг психанул и стал возмущаться: – А что, я не человек что ли?! Уже и отдохнуть нельзя! Итак всю жизнь имидж поддерживал, чтобы все боялись! Что, пару деньков в отпуске и подурачиться нельзя, да? Сами что хотите делаете, а я должен из себя графа строить и гребаную косу за собой таскать? Надоело! – отец сел обратно в шезлонг и демонстративно начал грызть чупа-чупс прямо в обертке.
Мне даже как-то неудобно стало.
– Можно и отдохнуть, – промямлил я. – Тогда зачем все эти экзамены с комнатами и охотой, раз ты... ну... нормальный?
– Если вы не будете есть людей, они съедят вас, – ответил Кабадатх. – Я столетиями нагонял страх на людишек, чтобы они боялись сунуться к нам в дом. Хотел, чтобы там было для вас безопасно. Я как-никак был отцом-одиночкой... приходилось вас защищать. Зато теперь вас не тронут. И всё благодаря тому имиджу, что я для вас создал.
Теперь я всё понял. Он нас любит.

16 июня:
Но не поделиться с братьями тем, что я видел вчера, я не мог. Только я собрался войти в комнату к Трендеру, как открылась соседняя дверь отца, из нее протянулась рука, схватила меня за шиворот и затянула в комнату.
– Надеюсь, ты не собирался рассказать братьям обо мне? – сразу же раскусил меня Кабадатх.
– А что? Пусть знают.
– Узнают они – узнает все параллельное измерение, включая этот мир! Этого допустить нельзя! – рявкнул он.
– Ладно, ладно, – согласился я для вида. – Но признай, что мы не такие уж плохие безликие.
– Неужели? На себя посмотрите! Что я, вчера родился, что ли? Живого человека от заначки недельной давности не отличу? Давай сделаем так: я говорю, что экзамен сдан, а ты никому не рассказываешь о том, что видел. Имидж, видишь ли, поддерживать приходится...
– Согласен! Но вдобавок к этому ты разрешишь нам быть самими собой! И скажешь братьям об этом!
– Идет, – и мы пожали друг другу руки.
– А Маша? – вдруг вспомнил я.
– Что Маша? Судя по тому, что я видел, быть может она и доживет до следующей весны.
– Значит, ты не против? – робко спросил я.
– Я в молодости тоже забавлялся, – хитро улыбнулся отец и добавил: – Целых четыре раза!

17 июня:
За пять минут до полуночи Кабадатх собрал нас всех в логове.
– Итак, должен сказать, что экзамен вы провалили... – вдруг с серьезным видом сообщил он и тут же добавил: – Да ладно, шучу я, прошли вы его, прошли! Главное ведь не жить так, как хочется кому-то, а быть собой. И вы этого не боитесь, в отличие от меня... В общем, ты, Офф, можешь не носить нижнее белье, раз оно тебе не нравится. Ты, Трендер, делай еду красивой, даже если она живая. Сплендор, ты... в общем, можешь ничего не делать, наслаждайся жизнью. А что касается тебя, Слендер, жду продолжения рода.
У братьев отвисли пасти, а Многосрат, услышав последнюю фразу Кабадатха, предпринял действие, соответствующее его имени. Ничего себе заявление!

18 июня:
Как только в полночь Кабадатх торжественно смылся в свое измерение, началось неудержимое веселье.
Штаны и труселя Оффа были тут же разорваны в клочья и с криками:
– Свободу шарам! – выброшены прочь из логова.
Сплендор помчался наводить порядок в своей комнате: разбрасывать игрушки, надувать воздушные шарики и смотреть мультики, которых почти две недели не видел.
Трендер с сумасшедшим выражением лица побежал снимать с трупов свои творения и принялся их стирать.
Я же смотался в супермаркет и накрыл поляну, чтобы отметить отъезд папочки.

19 июня:
Всю ночь отмечали. Наутро я решил наведаться к Маше. Компанию мне составил пьяный Оффендер и прилипшая к ботинку какашка. Мы телепортировались к окошку ее комнаты и я заглянул в окно. Маша мирно спала.
– Я бы за нее всё отдал... – начал я заплетающимся языком, – и заначки свои, и жизнь, – икнул я и добавил, – твою, например.
Офф не возражал:
– А я бы все розы отдал, – сказал он, но увидев что я недобро на него пялюсь, проговорил: – Да не очкуй, не трону я твою Машку!
Будить ее мы не стали. Я оставил под окошком букет из репейника и мы поплелись в лес. Не помню, как дошли до дома. Как позже выяснилось, мы с Оффендером до него вообще не дошли...