Хижина дяди Тома Гарриет Бичер-Стоу

Глава 37Свобода

А теперь оставим нашего Тома в руках его мучителей и займемся судьбой Джорджа и Элизы, которых мы видели в последний раз на чистенькой придорожной ферме в штате Огайо.

Том Локкер, если вы помните, стонал, лежа в белоснежной постели, под материнским оком тетушки Доркас, не замедлившей убедиться, что ухаживать за таким пациентом так же легко, как за больным бизоном.

Представьте себе дородную, полную достоинства женщину в белом чепце на серебристых волосах, разделенных пробором и обрамляющих высокий чистый лоб, – это и есть тетушка Доркас. Взгляд ее серых глаз умный, сосредоточенный; на груди крест-накрест повязана белая косынка; коричневое платье уютно шуршит при каждом ее движении.

– Фу ты, черт! – рычит мистер Локкер, сбрасывая с себя простыню.

– Слушай, Томас, очень тебя прошу – не бранись! – говорит ему тетушка Доркас и спокойно оправляет его постель.

– Ладно, бабушка, постараюсь. Только как тут не ругаться – жарко мне, дышать нечем!

– А этот мулат с женой тоже здесь? – сердито спрашивает он после паузы.

– Здесь, здесь, – отвечает тетушка Доркас.

– Им надо скорее добираться до озера, – продолжает Том. – Нечего время терять.

– Они, наверное, так и сделают, – говорит тетушка Доркас и с безмятежным видом принимается за вязанье.

– И слушай, что я тебе скажу, – говорит Том. – Теперь уж мне нечего скрывать. Наши подручные в Сандаски следят за посадкой на пароходы. Надеюсь, что они прозевают этого Гарриса со всей его компанией. И пусть прозевают назло Мэрксу, будь он проклят!

– Томас Локкер! – останавливает его Доркас.

– Э-э, бабушка! Если ты будешь затыкать мне рот, меня разорвет на части, как засмоленную бутылку... А насчет его жены вот что скажу: пусть оденется как-нибудь по-другому, так, чтобы и узнать было нельзя. Ее приметы известны в Сандаски.

– Мы об этом подумаем, – с полной невозмутимостью говорит Доркас.

Прощаясь с Томом Локкером, скажем напоследок, что раны и горячка продержали его в квакерском домике около трех недель, после чего он встал значительно поумневшим и остепенившимся и, бросив охоту на беглых негров, обосновался в одном из отдаленных поселков, где его таланты нашли себе такое прекрасное применение в ловле медведей, волков и других обитателей лесных чащ, что это принесло ему немалую славу.