Генрик Сенкевич "КРЕСТОНОСЦЫ"

Глава XXXI

Збышко преклонил колена перед княгиней плоцкой и предложил ей свою верную службу; но княгиня, которая давно его не видела, в первую минуту не признала молодого рыцаря. Только когда Збышко назвался, она сказала ему:

— Ах, вот что! А я думала, это кто-нибудь из свиты короля. Збышко из Богданца! Как же, как же! У нас гостил ваш дядя, старый рыцарь из Богданца; помню, мы с дамами ручьи слез лили, когда он рассказывал нам о вас. Нашли ли вы свою жену? Где она сейчас?

— Она умерла, милостивейшая пани...

— Господи Иисусе! Нет, нет, не говорите, я не могу сдержаться от слез. Одно утешение, что она, наверно, на небесах, а вы ещё так молоды. Всемогущий Боже! Женщина — такое слабое существо. Но на небесах нас ждет за всё награда, и вы её там найдете. А старый рыцарь из Богданца с вами?

— Нет, он в неволе у крестоносцев, и я еду к ним, чтобы выкупить его.

— Так и ему не повезло. А он показался мне человеком ловким и бывалым. Когда выкупите его, заезжайте к нам. Мы примем вас с радостью: сказать по правде, он ума палата, а вы уж очень хороши собою.

— Мы так и сделаем, милостивейшая пани, тем более что я нарочно приехал сюда просить вас замолвить слово за дядю.

— Хорошо. Зайдите завтра перед выездом на охоту, — у меня будет свободное время...

Но тут её прервал гром труб и литавр, возвестивших о прибытии князя Януша мазовецкого с женой. Збышко с княгиней плоцкой стояли у самого входа, так что княгиня Анна Данута сразу заметила молодого рыцаря и тотчас к нему подошла, не обращая внимания на поклоны старосты, хозяина дома.

Когда Збышко увидел Анну Дануту, снова стало рваться пополам его сердце; он преклонил колена перед княгиней, обнял её ноги и замер, безгласный, она же наклонилась над ним и, сжав его виски, роняла слезы на его светлую голову, как мать, плачущая по горю сына.

К большому удивлению придворных и гостей, она долго так плакала, всё повторяя: «О Иисусе, Иисусе милостивый!», а затем велела Збышку встать и сказала:

— Я плачу о ней, о моей Дануське, и плачу по твоему горю. Но так уж угодно Богу, что напрасны все твои труды, как напрасны теперь и наши слезы. Расскажи мне про нее и про её кончину, до полуночи могу я слушать и не наслушаться.