Генрик Сенкевич "КРЕСТОНОСЦЫ"

Глава VII

Мацько и Збышко держали у купца Амылея совет, что делать дальше. Старый рыцарь ждал скорой смерти; о том, что дни его сочтены, говорил ему и сведущий в ранах францисканец отец Цыбек. и старик хотел вернуться в Богданец, чтобы быть погребенным рядом с прахом отцов на кладбище в Острове [45] .
Однако не все его предки покоились в Острове. Обширен был некогда его род. Во время войн предки Мацька призывали друг друга кличем: «Грады!» и, будучи обладателями герба Тупая Подкова, почитали себя выше тех шляхтичей, которые не имели права на герб. В тысяча триста тридцать первом году, в битве под Пловцами, семьдесят четыре воина из Богданца были перестреляны на болоте немецкими лучниками, уцелел один только Войцех, по прозванию Тур, за которым король Владислав Локоток после разгрома немцев особой грамотой закрепил герб и земли Богданца. Кости всех прочих белели с той поры на пловецких полях, а Войцех вернулся на родное пепелище лишь затем, чтобы увидеть полный упадок своего рода.
Пока мужи из Богданца гибли от немецких стрел, рыцари-разбойники из близлежащей Силезии напали на их родовое гнездо, сожгли его дотла, а жителей истребили или угнали в неволю, чтобы продать в отдаленные немецкие земли. Войцех остался один-одинешенек в уцелевшем от огня старом доме и стал владетелем обширных, но пустых земель, ранее принадлежавших всему его шляхетскому роду. Спустя пять лет он женился и, прижив двоих сыновей, Яська и Мацька, в лесу на охоте был убит туром.
Сыновья росли под опекой матери, Кахны из Спаленицы, которая в двух походах отомстила силезским немцам за старую обиду, а в третьем - сама сложила голову. Ясько, возмужав, женился на Ягенке из Моцажева, которая родила ему Збышка. Мацько остался холостяком и, насколько позволяли военные походы, присматривал за имением и племянником.
Но когда во время междоусобной войны Гжималитов и Наленчей в Богданце снова были сожжены все хаты, а крестьяне разогнаны, Мацько тщетно пытался один восстановить хозяйство. Пробившись попусту много лет, он в конце концов заложил земли своему родственнику аббату, а сам с маленьким ещё Збышком двинулся на Литву воевать против немцев.
Однако он никогда не терял Богданца из виду. Да и на Литву отправился для того, чтобы захватить добычу и, вернувшись со временем домой, выкупить землю, заселить её невольниками, отстроить городок и поселить в нем Збышка. И сейчас, после счастливого спасения юноши, он об одном этом и думал и об одном этом советовался с ним у купца Амылея.
Землю им было на что выкупить. Военная добыча, выкупы, которые они брали с захваченных в плен рыцарей, и дары Витовта составили немалое богатство. Особенно много принесла им битва не на жизнь, а на смерть с двумя фризскими рыцарями. Одни доспехи, которые они захватили у этих рыцарей, составляли по тем временам целое состояние, а кроме доспехов, им достались ещё повозки, лошади, люди, одежда, деньги и все богатое воинское снаряжение. Многое из этой добычи приобрел теперь у них купец Амылей, в том числе две штуки отменного фландрского сукна, которое возили с собой запасливые и богатые фризы. Мацько продал также свои добытые в бою дорогие доспехи, полагая, что смерть его близка и они ему уже не понадобятся. Бронник, купивший эти доспехи, на следующий день перепродал их Марцину из Вроцимовиц герба Пулкоза и получил большой барыш, так как броня миланских мастеров ценилась в те времена дороже всех прочих.
Збышку страх как жаль было этих доспехов.
- Ну, а Бог даст, поправитесь, - говорил он дяде, - где вы найдете тогда другие такие?
- Там же, где и эти нашел, - отвечал Мацько, - на другом каком-нибудь немце. Но смерти мне уже не миновать. Жало расщепилось у меня между ребрами, и застрял осколок. Я все его нащупывал, хотел захватить ногтями и вытащить, но только ещё больше загнал в середину. Теперь уж с ним ничего не поделаешь.
- Выпить бы вам чугунок-другой медвежьего сала!
- Да! Отец Цыбек тоже говорил, что хорошо было бы, - может, осколок как-нибудь и вылез бы. Да где же здесь сала достанешь? То ли дело в Богданце - взял секиру да присел на ночь под бортью!
- Вот и надо ехать в Богданец. Только вы смотрите в дороге у меня не помрите.
Старый Мацько растроганно посмотрел на племянника.
- Знаю я, куда тебя тянет: коли не ко двору князя Януша, так к Юранду в Спыхов, набеги учинять на хелминских немцев.
- Что ж, отпираться не стану. Я бы с радостью поехал в Варшаву или в Цеханов с двором княгини, лишь бы только подольше побыть с Дануськой. Мне теперь без неё не жизнь, ведь она не только моя госпожа, но и моя любовь. Гляжу не нагляжусь я на неё, а как вздумаю только о ней, сердце заноет в истоме. На край света пошел бы за нею, но сейчас я перед вами в долгу. Вы меня не покинули, и я вас не покину. В Богданец так в Богданец.
- Хороший ты хлопец, - сказал Мацько.
- Господь бы меня покарал, коли б я с вами не был хорош. Гляньте, уже запрягают. Я на одну телегу велел положить для вас сена. Дочка Амылея подарила нам отличную перину, только вот жарко вам будет, не знаю, улежите ли вы на ней. Мы поедем не торопясь, вместе с княгиней и её свитой, чтобы было кому присмотреть за вами. Они потом свернут на Мазовию, а мы к себе - и помогай Бог!
- Пожить бы мне ещё немного, чтоб успеть городок отстроить, - сказал Мацько, - я ведь тебя знаю: помру, ты не очень-то будешь думать о Богданце.
- Это почему же?
- В голове у тебя будут драки да любовь.
- А у вас в голове не была война? Я уж обо всем хорошенько подумал, что стану делать: перво-наперво поставим городок из крепкого дуба да велим его рвом обнести.
- Ты тоже так думаешь? - живо спросил Мацько. - Ну, а как поставим городок, что тогда? Говори же!
- Как поставим городок, я тотчас поеду ко двору княгини в Варшаву или в Цеханов.
- После моей смерти?
- Ну, коли вы скоро помрете, так после вашей смерти, но только раньше тризну по вас справлю, а коли, Бог даст, выздоровеете, так вы останетесь в Богданце. Княгиня мне посулила, что князь опояшет меня рыцарским поясом. Иначе Лихтенштейн не захочет драться со мной.
- Так ты потом отправишься в Мальборк?
- В Мальборк ли, на край ли света, лишь бы только добыть Лихтенштейна.
- За это я не стану тебя попрекать. Либо ему, либо тебе на свете не жить!
- Уж я вам перчатку его и пояс привезу в Богданец, - это вы не сомневайтесь.
- Ты только бойся измены. Вероломный это народ.
- Я поклонюсь князю Янушу и попрошу послать меня к великому магистру за охранной грамотой. Нынче у нас мир. Я поеду за охранной грамотой в Мальборк, а там всегда гостит много рыцарей. Ну, вы сами понимаете, - сперва я возьмусь за Лихтенштейна, а там погляжу, у кого павлиньи чубы на шлемах, и стану по очереди тех вызывать. Боже ты мой! Да коли мне Христос поможет одолеть их, так ведь я и обет исполню.
Збышко улыбался при этом своим собственным мыслям, и лицо у него было совсем как у мальчика, который расписывает, какие рыцарские подвиги он совершит, когда вырастет.
- Эх! - сказал Мацько, качая головой. - Да кабы ты троих знатных рыцарей одолел, так не только обет бы исполнил, но и снаряжение у них захватил, да ещё какое снаряжение - боже ты мой!
- Чего там троих! - воскликнул Збышко. - Я ещё в темнице сказал себе, что не пожалею для Дануси немцев. Не троих, а столько, сколько пальцев на обеих руках!
Мацько пожал плечами.
- Хотите верьте, хотите не верьте, - сказал Збышко, - а я из Мальборка поеду прямо к Юранду из Спыхова. Как же мне не явиться к нему на поклон, коли он отец Дануси? Мы с ним станем чинить набеги на хелминских немцев. Вы ведь сами говорили, что он - гроза всех немцев, страшней его для них во всей Мазовии нету.
- А коли он не отдаст за тебя Дануську?
- И чего это ему не отдать ее! Он ищет мести за свою обиду, я - за свою. Кого же ему найти лучше меня? Уж раз княгиня разрешила отпраздновать обрученье, так и он не станет противиться.
- Я одно только думаю, - сказал Мацько, - заберешь ты с собой всех людей из Богданца, чтоб и у тебя были слуги, как подобает рыцарю, а земля останется без рук. Покуда жив, не дам я тебе людей, ну, а после моей смерти ты, как пить дать, их заберешь.
- Господь Бог пошлет мне слуг, да и Янко из Тульчи - родич наш, значит, не пожалеет. В это мгновение дверь отворилась, и как бы в доказательство того, что господь Бог печется о Збышке, вошли два человека, чернявые, плотные, в желтых, похожих на еврейские, кафтанах, в красных шапках и необъятных шароварах. Остановившись в дверях, они стали прикладывать пальцы ко лбу, к губам и к груди и кланяться при этом до самой земли.
- Это что за басурманы? - спросил Мацько. - Вы кто такие?
- Мы ваши невольники, - ответили пришельцы на ломаном польском языке.
- Как так? Откуда? Кто вас сюда прислал?
- Нас прислал пан Завита в дар молодому рыцарю, чтобы мы были его невольниками.