Play in the Association? » Druce

Слезы и скулеж

Дрожащие колени, скачущий от октавы к октаве голос, неуверенность и нехватка воздуха в легких — это все такое близкое ему, знакомое и до последнего сорванного с губ нервного смешка волнительное, что становится немного страшно от своих же ощущений и эмоций.

— Что, принцесса, трусишь перед выходом, словно зайка в норке? — спрашивает рядом Джером, пока Уэйн пытается унять нервную дрожь, что коснулась его ладоней.

— Ни капли, — коротко и раздраженно отвечает рыжему Брюс, пряча ладони в узкие карманы своего приталенного жилета, глядя на сцену, где мисс Пибоди оглашает первый акт.

— А чего трясешься, словно змеиный хвост? — довольно продолжает сыпать вопросами Валеска, что еще больше начинает выводить Брюса из себя.

— Бесишь меня, вот и трясет от злости! — грубо выплевывает он, горделиво задирая аккуратный нос и выходя на сцену.

Свет, шепот, восторг. 

Пьеса в конечном итоге выходит превосходной, как для спектакля, где все актеры — преступники с психическими отклонениями, и собравшаяся публика не скупится на аплодисменты, что заставляет широко улыбаться Уэйна, вместе со всем актерским составом — парочка "реквизитных" актеров в том числе, — кланяясь зрителям.

Брюс, естественно, не упустил возможности побольнее ударить Джерома коленом, потому что его импровизированное дополнение с заключением тонких мальчишеских запястий и жадное рвение притянуть Уэйна к себе, при том пробив себе насквозь грудь, повторилось и на премьере, если можно так выразиться. Джером, конечно же, не забыл нахально усмехнуться во время этого действа. В остальном же все прошло гладко, а Энн-Мари даже не заикалась, с нужной интонацией произнося свои слова, чем порадовала не только мисс Пибоди, которая слегка отчаялась из-за заикания на репетициях, но и весь играющий состав. И Брюс Уэйн был доволен, радостно впуская в душу такую забытую атмосферу эйфории; он купался в лучах софитов и свистов из зала, искренне радовался каждому на себя взгляду. И это столь непривычно для него, так странно — открыто радоваться своим успехам, будто бы показывая, что вот он я, взгляните! Я чего-то стою!

А зал смотрит на всех них, на Брюса. Сотнями пар глаз, яркими и безумными, безразличными — спонсоры такие мерзкие ублюдки, если откровенно, — и холодными, и самыми-самыми заметными, усталым блеском и почти незаметной радостью прожигающими его с самых задних мест небольшого зрительского зала. У Брюса коленки от него подкашиваются, но уже не от волнения, нет. Трепета, скорее, новой дозы эйфории, желания скорее поговорить.