Грубое совершенство.

Эмпатия.

Следующая неделя прошла спокойно, однако я не могла не замечать этих душегубительных взглядов Кейна и его дружков. В их глазах читалась ненависть, с которой они так и кромсают меня на мелкие кусочки. Но знаете... Пугает не гнев, пугает совершенное спокойствие. Мне действительно казалось, что я подписала смертельный приговор себе же. Но тот дьявол лишь срывался на других учениках. Возможно понял, что со мной шутки плохи и меня окружает защита в виде Райли и ее мамы.
С полной грудью вдыхаю нотки ароматного кофе со сливками, который бабушке придется покупать теперь очень часто. Я знаю, что это вредно, ну и вообще противопоказано всем. Но я, черт подери, жизнь свою сугубую не могу представить без кофе и пью его по три раза на дню. Да, вроде перебор.
Да к черту, один раз живем.
Недавно, перед сном, прочитала статью, где написали, что кофе имеет тот же состав что и какой-то там наркотик. Хотя кофе и есть легальный наркотик.
— Ты еще не нашла работу? — держась за больную поясницу, бабушка присела на скрипящий от малейшего движения кухонный стул.
— У меня есть работа! — гордо воскликнула я, закинув в рот овсяное печенье. — Но бесплатная...
— И в чем же соль?!
— В том, что мне это нравится.
— Ада! — я уже чувствовала, что назревают строгие речи, от которых у меня проснется совесть или же я просто зевну от бессмысленного характера беседы. Прихватив с собой еще немного печенья, я выбежала из дома и посвятила себя прелестному выходному в центре больных раком, а именно Лизе.
Сопливый мартовский день слегка раздражал меня и многих людей вокруг. Ведь большинству, кому не плевать на здоровье, пришлось одеться тепло, и всем известно, что не очень приятно разгуливать по улице, как "капуста". Почему же я его называю сопливым? Любой день в любое время года будет называться сопливым, если он настолько студит, что вызывает цунами из моего носа.
— А погода радует, — Лиза встретила меня с легким румянцем и слезящимися из-за смеха глазами.
— Очень смешно, — я закатила глаза, повесив джинсовку на небольшую вешалку в регистратуре. — Мне нужно к Мартину, подожди меня в палате, окей? — улыбнувшись подруге, я поплелась в дальнюю палату огромного белого коридора, увешенного разноцветными рисунками больных. Целую неделю, как прохожу эту галерею, поднимаю себе настроение на запредельную высоту. И вот, я уже прошла два метра. — Вики Лэй, семь лет, — вычитала я под одним из рисунков. Художник изобразил семью, подписав имя каждого. Не очень красиво, не очень подходящие цвета. Кожа — черным, глаза — фиолетовым, губы — синим. Но это настоящий шедевр, если создан от души.
— Хочешь... — громко воскликнули со стороны регистратуры. Обернувшись, я увидела Лизу, стоящую все на том же месте и нервно разминающую ладони, — познакомлю со своей лучшей подругой?
— Да, конечно, только к Мартину сбегаю, — я с легкой улыбкой кивнула, вновь обратившись в сторону нужной палаты.
— Думаю... — и вновь крик, остановивший меня, — она ждет тебя очень давно.
— Д..да, думаю, нам стоит сходить к ней, — с сомнением и какой-то неуверенностью двинулась к настойчивой пациентке, которая все так же странно потирала ладони. Меня это немного встревожило, и чтобы погасить ненужные эмоции, блещущие в ней, просто взяла девушку за руку. Выдохнув, словно с ее плеч сбросили какой-то невероятно тяжелый груз, она посмотрела на меня, подарив милую улыбку. Я ответила взаимностью. — Где она живет? — чтобы определиться с направлением, спросила я.
— Все просто, — спокойно выдали в ответ. Девушка потянула меня в совершенно другой коридор. К слову, их было три. И плюс второй этаж, с такими же тремя коридорами.
С каждым шагом близились к ее палате, но я привыкла называть это комнатами, а не палатами. Мне даже противно использовать в речи второй вариант. Сразу думаю о причине присутствия всех этих людей здесь. Уже собираюсь пройти мимо ее одиночной палаты, как она останавливается, отдернув меня за руку. Я скуксилась, задумалась и немного встрепенулась.
— Ты чего остановилась? — неуверенно задала я. Она лишь с серьезным лицом кивнула на дверь своей комнаты. — А, она у тебя нас ждет? — натянула кривую и неуверенную улыбку. Она молча открыла дверь, запустив меня внутрь. Затем прошла и сама Лиза. — Мы играем в прятки? — нервно засмеялась, не понимая, где же так ожидающий меня человек. — Выходи же, лучшая подруга Лизы! — я глянула под кровать и в шкаф, с мыслью, что от меня нарочно прячутся. Нигде не было обещанного друга. Это меня немного разозлило. — Что за шутки? — закатив глаза, я устало взглянула на Лизу, которая, кажется, давненько рассматривает чье-то небольшое фото на туалетном столике.
Я замолчала. Закусила от стыда губу. Слегка раскраснелась.
С фотографии мне улыбалась такая же бледная и лысая девушка с голубыми глазами. Ее белые губы еле держали улыбку, словно ее заставили поднять уголки уст для фото, но это действие причиняло ей безумную боль. Она без труда сливалась с белой постелью, кругом таблетки, различные препараты, капельница. В глазах пустота и лишь незаметные проблески какой-то радости и счастья.
— Вау! — я сглотнула. — Привет...
— Элеонора, просто Эл, — скорее отрезала Лиза.
— Эл! Приятно познакомиться! Как у тебя дела? — к горлу подступила горечь от смущения. Но я быстро скооперировалась, убив в себе и стыд, и смущение. Это живой человек, Ада, живой. Считай ее живой.
— Да кушаю я, Эл, — Лиза залилась смехом, мгновенно напугав меня своей возбужденностью. — А сама то не охренела?!
— Не верь ни единому ее слову, — я присела на корточки близ "зеленой шапки". Временами Лизу я называю именно так. — Ни крошки не ест, если там не какой-нибудь чизбургер, привезенный мной, — я ухмылялась девушке на фотографии, представляя будто действительно слышу все её ответы. — Да! И не говори-ка!
— Я стараюсь не есть эту дрянь, но не могу, — я проследила, как она подняла уголок губы. — Да не ори ты!
— Покричи! Она заслужила.
— Ах, так?! — Лиза схватила меня за руку, подняв на ноги. Как только я оказалась на обеих, на меня замахнулись и треснули по только выздоровевшей щеке.
— Эй! — я не отставала и с обидой толкнула подругу на кровать. Та успела схватить меня за запястье и уложить рядом. Обе принялись восстанавливать дыхание. Сначала на моем лице была поистине радостная улыбка от сложившейся ситуации, но через минуту я пришла в себя. Рассматривая непонятно что в идеально белом потолке, я думала, с какой же стороны зайти к самому главному вопросу. — Давно ее не стало? — спокойно задала я, продолжая глядеть вверх.
— Месяц назад, — прохрипела Лиза, демонстративно спустив зеленую шапку со лба на глаза. Я вскинула брови, осмотрев жест, но вновь вернулась к белому фону. Я знаю, прекрасно понимаю, что мне не следовало спрашивать об этом. Но она бы все равно рассказала когда-нибудь об этом.
Двадцать минут мы общались лишь с тишиной, которая во всю завладела палатой, обставленную игрушками и плакатами с One Direction и Селеной Гомез. Да, от нее я услышала массу информации об этих певцах, музыка которых мне, если честно, не очень по душе. Мне уже казалось, что зеленая шапка задремала и мне следует покинуть эту комнату. Но лишь один вопрос так хочет вырваться из моих уст:
— Но ты же лечишься, верно? Скоро ты уйдешь на все четыре стороны, ведь так? — очень быстро спросила я, резко привстав и сильно зажмурив глаза. Таким действием я начала молиться, чтобы та на самом деле спала и не слышала меня.
— Если бы, — все так же устало отозвалась девушка. — Боюсь, что я подохну, как и большинство присутствующих в этой больнице, — она встала и наши карие глаза оказались на одном уровне. В ее взгляде читался полный пессимизм и негатив, мол все равно уже — просто плевать с высокой башни. В моем же скорбь и печаль, которые я всеми силами пыталась выгнать из своей души, но не могла. Сейчас это просто невозможно. В животе закрутило сильнее. Что-то нарастало внутри и это что-то, когда проделает путь из самых глубин моего существа, вынудит меня либо раскричаться, либо разразиться слезами.
— И... — я осторожно сглотнула, — ...сколько?
— Два месяца, — точно не впервые услышав этот вопрос, борзо отрезала она, — если повезет, — стремительным порывом дополнила она.
— Довольно крупный запас времени, — я с улыбкой кивала. — Очень многое можно устроить за два месяца.
— Да не неси бред, уже плевать, — она поднялась с кровати и подбежала к плакату 1D, чтобы прикрепить отклеившийся угол.
— Лиза, я могу помочь.
— С чем? — неразборчиво спросила она из-за мотка скотча во рту.
— С уходом, — боль гложет внутри, но я искренне не показывала этого. — Ты должна брать от жизни последнее и все доступное. Воплотить все мечты в жизнь. У тебя есть мечта?
— Да.
— Рассказывай скорее! — я с энтузиазмом зашевелила пятой точкой на кровати.
— Купи всем чизбургеры и молочные коктейли на моей панихиде. И больше чизбургеров, Ада!
— Я говорю о мечтах, связанных с жизнью! — закатив глаза, я перестала дергаться.
— Ну извините, о таком что-то не приходится думать из-за бесчисленных химиотерапий, на которых ты блюешь, как черт, и мысли в огромной куче, оттого невозможно четко соображать.
— Лиза.
— Вышка. Я хочу прыгнуть с тросом с огромной вышки.
— В..вышки? — к горлу подступил ком, а в животе закрутило. И все почему? Ада Форстерс не переносит высоту и весь ее вид. — Занесу это в список наших дел, — уверенно объявила я, хотя всем сердцем не желала произносить этого.
Тогда я поняла, что действительно должна помочь уйти ей с улыбкой в душе. А не с огромным тяжеленным камнем, давящим на сознание и намекающим, что она ничего не сможет увидеть в свои семнадцать.