Головная боль.

Глава 9. Письмо.

        Смит, на­конец-то, по­гасил единс­твен­ный ис­точник све­та — ке­роси­новую лам­пу, ко­торая ос­ве­щала тер­ри­торию его сто­ла. Вот уже ко­торый час он ра­ботал над од­ним и тем же лис­тком бу­маги, ко­торый ис­пи­сал с обе­их сто­рон, но и это­го ока­залось ма­ло, по­это­му в ито­ге их ока­залось два. Бу­дучи прав­шой всю свою жизнь, пи­сать ле­вой ру­кой бы­ло труд­но, но со вре­менем он при­вык к то­му, что од­ной час­ти его те­ла нет. Хо­тя ког­да сол­нце све­тит в гла­за он все еще пы­та­ет­ся прик­рыть ли­цо имен­но пра­вой ру­кой, но, яс­ное де­ло, не всег­да вы­ходит...
Ис­пи­сан­ные с обе­их сто­рон лис­ты бы­ли по­ложе­но в кон­верт, ко­торый он за­печа­тал и уб­рал в тум­бу, под дни­ще. Сек­ретное мес­то, где он хра­нил все са­мое важ­ное, ну, в пре­делах то­го, что ту­да, ра­зуме­ет­ся, по­меща­ет­ся. Мыс­ли ском­ка­лись в не­понят­но что. На­вер­ное, он бы свих­нулся, ес­ли бы не од­но ма­лень­кое ус­по­ко­ение. Муж­чи­на пе­ревел взгляд на свою кро­вать, где слад­ко по­сапы­вала де­вуш­ка, с яр­ко-ры­жими во­лоса­ми. Сей­час, вмес­то не­го, она об­ни­мала по­душ­ку и он ре­шил этой ис­пра­вить. Под­го­товив­шись ко сну, муж­чи­на ос­то­рож­но лег с краю от нее, а Роз, по­чувс­тво­вав это теп­ло, по­вер­ну­лась на бок и, да­же не про­сыпа­ясь, об­ня­ла его, за­кинув на не­го но­гу, это уже бы­ла сво­еоб­разная при­выч­ка, ко­торая, как мож­но по­думать, бы­ла у каж­дой де­вуш­ки. Эр­вин еще дол­гое вре­мя смот­рел в по­ток, а за­тем прик­рыл гла­за, ухо­дя в глу­бокий, но чут­кий сон.

— Роз­ма­ри... — Ак­керман ок­ликнул ры­жево­лосую де­вуш­ку, ко­торая вер­ну­лась за сте­ны лишь пол ча­са на­зад. Ле­ви и Хан­джи за­дер­жа­лись из-за неп­редви­ден­ных об­сто­ятель­ств, но все же, дол­жен был вер­нуть­ся еще и Эр­вин.
— А? — де­вуш­ка тут же обер­ну­лась, — Где Эр­вин? — тут же спро­сила та, смот­ря в гла­за Ак­керма­на. Они бы­ли дру­гими, вы­ража­ли не­кую... Скорбь. Но сей­час ей бы­ло яв­но не до ре­бусов. — Иди в его ка­бинет, там, где он всег­да хра­нит шо­колад... — этих слов Зое бы­ло дос­та­точ­но, что­бы де­вуш­ка сор­ва­лась с мес­та и по­бежа­ла к вы­ше­упо­мяну­тому ка­бине­ту. Она быс­тро за­бежа­ла внутрь и по­дош­ла к его сто­лу. Как наз­ло, Смит лишь не­дав­но рас­ска­зал ей, где всег­да хра­нил для нее шо­колад, что­бы она не съ­ела все его за­пасы за раз. Де­вуш­ка быс­тро выш­вырну­ла с тум­бы все до­кумен­ты и при­под­ня­ла до­щеч­ку. Там ле­жал кон­верт. Она вы­гоня­ла с го­ловы все пло­хие мыс­ли, ко­торые то и де­ло, лов­ко и хит­ро сно­ва зак­ра­дыва­лись в ее го­лову. Мед­лить не бы­ло сил. Де­вуш­ка пор­ва­ла кон­верт и взя­ла в ру­ки со­дер­жи­мое. Ку­лон Сми­та, с зе­леным кам­нем, та­ким же зе­леным, как и ее гла­за, а так­же два ис­пи­сан­ных лис­та бу­маги. Де­вуш­ка сде­лала глу­бокий вдох и ста­ла бе­гать гла­зами по стро­кам... С каж­дым но­вым сло­вом бу­мага ста­ла на­мокать от со­леной жид­кости, что ка­пала с ее глаз, но не бы­ло слыш­но ни еди­ного всхли­па...

«Ни­ког­да не ду­мал, что бу­ду пи­сать по­доб­ное, но... Здравс­твуй, Роз­ма­ри. Это пись­мо проч­тешь ты и толь­ко ты, как са­мый важ­ный че­ловек в мо­ей жиз­ни. Я на­писал его на тот слу­чай, ес­ли у ме­ня не ос­та­нет­ся воз­можнос­ти ска­зать те­бе все это, смот­ря в гла­за... И ес­ли ты чи­та­ешь, зна­чит воз­можнос­ти не ос­та­лось. Всю свою жизнь я на­ив­но по­лагал, что мое сер­дце бу­дет при­над­ле­жат служ­бе, но ошиб­ся... Оно ста­ло на­веки тво­им. Ми­лая, да­же ес­ли я мертв, я всег­да бу­ду ря­дом с то­бой, что­бы не слу­чилось. Мне всег­да бу­дет не хва­тать те­бя ря­дом с со­бой. Ка­жет­ся, с мо­мен­та его на­писа­ния прош­ло око­ло двух ме­сяцев, имен­но на та­кой срок бы­ла зап­ла­ниро­вана вы­лаз­ка, где я и мно­гие дру­гие лю­ди пош­ли на вер­ную смерть, что­бы хоть на сан­ти­метр приб­ли­зит­ся к по­беде. Не знаю, увен­ча­лось ли это все ус­пе­хом, но я уве­рен, что смерть всех сол­дат, в том чис­ле и моя, бы­ла не нап­расной... Не­нави­жу се­бя за то, что ты сей­час пла­чешь. Про­шу те­бя, выт­ри сле­зы, те­бе боль­ше идет улыб­ка... Чувс­твую се­бя ви­нова­тым за то, что ос­та­вил те­бя, мою ма­лень­кую де­воч­ку, но я уве­рен, что те­бе хва­тит сил спра­вить­ся с этим. Те­бе всег­да хва­тало сил на мно­гое, ты очень сме­лая и ум­ная, я уве­рен, что ты спра­вишь­ся и без мо­ей по­мощи.
Я хо­чу, что­бы ты зна­ла. Я ни о чем не жа­лею и ни­ког­да не жа­лел. Ты — луч­шее, что слу­чилось со мной за дол­гие го­ды жиз­ни... Ес­ли за все это вре­мя я хоть чем-то оби­дел те­бя, мо­лю, прос­ти... Прос­ти за то, что ос­та­вил, за то, что не убе­рег, за то, что сей­час не мо­гу те­бя об­нять и вы­тереть твои сле­зы, за то, что те­перь те­бе при­дет­ся справ­лять­ся с этим са­мой. Де­воч­ка моя, в на­шей жиз­ни, жиз­ни сол­да­та, не бу­дет лег­ких пу­тей и ты дол­жна это по­нимать и ста­новит­ся силь­нее, с каж­дым днем. За каж­дой не­уда­чей сле­ду­ет ма­лень­кая, но по­беда. Вмес­то ме­ня Ко­ман­ди­ром раз­ведки бу­дет Хан­джи... Не за­мыкай­ся в се­бе и не зак­ры­вай­ся от это­го ми­ра, я уве­рен, что од­нажды мы уви­дим всю его кра­соту тво­ими гла­зами. Я про­шу те­бя не от­да­лять­ся от лю­дей и не уто­пать в оди­ночес­тве, про­шу, улы­бай­ся. Всег­да. Да­же ког­да очень боль­но. Прос­то улыб­нись. А ес­ли тер­петь не­воз­можно, сквозь скре­жет в зу­бах, де­лай глу­бокий вдох и иди даль­ше, как я всег­да те­бя учил. Ты уп­ря­мая, я люб­лю в те­бе это. Люб­лю и бу­ду лю­бить в те­бе все. Уп­рямс­тво, вред­ность и вспыль­чи­вость. Будь та­кой всег­да и ты неп­ре­мен­но со всем спра­вишь­ся, обе­щаю те­бе. Я всег­да бу­ду смот­реть на те­бя, как на что-то не­обык­но­вен­но прек­расное. Ми­лая, прос­то пом­ни, что жизнь не кон­ча­ет­ся, ты еще ма­лень­кая и те­бя мно­гое ждет впе­реди. Не сер­дись, но и не от­ри­цай мо­их слов... Ес­ли ког­да-то ты по­любишь ко­го-то еще, про­шу те­бя, не скры­вай это, не прячь­ся и не от­во­рачи­вай­ся, а будь с этим че­лове­ком. Будь ему та­кой же опо­рой, ка­кой бы­ла для ме­ня. И... Ес­ли бу­дешь вспо­минать обо мне, то с улыб­кой на ли­це и не смей пла­кать, слы­шишь? Не смей. В та­ком слу­чае, луч­ше и вов­се выб­рось из го­ловы все мыс­ли обо мне, я не хо­чу, что­бы ты пла­кала... Де­воч­ка моя... На всем бе­лом све­те, во всем том ог­ромном ми­ре, ко­торый я уви­деть не смог, но обя­затель­но уви­дишь ты, луч­ше те­бя не най­ти ни­кого. Я не пред­став­лял, что бу­ду нас­толь­ко счас­тлив ря­дом и жа­лею о том, что мно­го не сде­лал, не ска­зал, не ус­пел... Вре­мя — бес­ценное сок­ро­вище, ко­торо­го всег­да так ма­ло, жаль толь­ко, что по­нима­ешь это толь­ко тог­да, ког­да его ос­та­ет­ся слиш­ком ма­ло. Приз­на­юсь чес­тно, род­ная, о сво­ей смер­ти я знал еще с тех пор, как по­терял ру­ку. В бою мне не вы­жить, а от­си­живать­ся в шта­бе я был не на­мерен. Но зна­ешь, все это... Лишь пла­та за жиз­ни ты­сячи лю­дей, сол­дат, ко­торых я по­губил. Я рад, что у ме­ня бу­дет шанс хоть ис­ку­пить свою ви­ну, хо­тя бы са­мую ма­лую ее часть. Но ви­ну пе­ред то­бой я ни­ког­да не смо­гу заг­ла­дить... Прос­ти ме­ня...
Роз, мно­го лет я про­жил в оди­ночес­тве и лишь пос­ледние два го­да с то­бой ря­дом. Зна­ешь, это бы­ло луч­шее вре­мя в мо­ей жиз­ни и я бе­зум­но бла­года­рен те­бе за не­го. За то, что ты бы­ла ря­дом со мной, все­ляла в ме­ня си­лу, ве­ру и на­деж­ду в по­беду. Я рад, что ушел с этой жиз­ни с мыс­ля­ми о том, что у ме­ня ос­тался че­ловек, ко­торый ни за что ме­ня не пре­дал и не пре­даст. За это вре­мя я раз­гля­дел в те­бе те ка­чес­тва, в ко­торые бы­ло не­воз­можно не влю­бить­ся и я знаю, ты не от­сту­пишь. Ми­лая, я лю­бил те­бя, люб­лю и бу­ду лю­бить бес­ко­неч­но дол­го, ты для все, от на­чала и до кон­ца... С то­бой я го­тов быть и сла­бым, и силь­ным, но силь­нее те­бя мне ни­ког­да не стать. Про­шу те­бя, улыб­нись.

Всег­да твой, Эр­вин Смит.»

На бу­маге ос­та­лись сле­ды от ее слез, а крас­ные гла­за нак­ры­ли пу­шис­тые, ры­жие рес­ни­цы. Влаж­ные до­рож­ки на ще­ках ос­ве­жались каж­дую се­кун­ду но­выми сле­зин­ка­ми, но на гу­бах бы­ла улыб­ка. Де­вуш­ка осе­ла на пол, креп­ко дер­жа в ру­ках пись­мо, ко­торое, на­вер­ное, сох­ра­нит на дол­гие го­ды и бу­дет пе­речи­тывать не од­ну сот­ню раз, на каж­дом из ко­торых с ее глаз бу­дут сте­кать со­леные кап­ли, но на ли­це бу­дет улыб­ка, лишь по­тому, что он поп­ро­сил ее об этом. По­теряв че­лове­ка, на­чина­ешь по­нимать всю его важ­ность в тво­ей жиз­ни. Ка­залось бы, все­го лишь обыч­ный че­ловек, а на са­мом де­ле ог­ромная часть тво­ей ду­ши, ко­торая без не­го, увы, те­перь уже не име­ет смыс­ла. Ес­ли бы не его прось­ба, она бы сей­час же опус­ти­ла ру­ки, сда­лась, но ра­ди то­го, кто нав­сегда ос­та­нет­ся частью ее сер­дца, ры­жево­лосая бы­ла го­това ид­ти даль­ше, не поз­во­лив ни еди­ному че­лове­ку за­быть имя ве­лико­го Ко­ман­до­ра Ле­ги­она раз­ведки, че­лове­ка, ко­торо­го она по­люби­ла всем сер­дцем, Эр­ви­на Сми­та. Ку­лон, что всег­да но­сил блон­дин, те­перь уже был на ее шее, слов­но часть его ду­ши, ко­торую она но­сила с со­бой, то, что гре­ло ее сер­дце, как и мно­гие вос­по­мина­ния. Он про­сил ее не пла­кать, но сдер­жать слез бы­ло не­воз­можно. Вос­по­мина­ния — гу­битель­нее всег­да на све­те, но это луч­шее, что мог­ло бы быть в че­лове­чес­ком ра­зуме. Па­мять о том, ко­го те­перь нет ря­дом, но имен­но бла­года­ря вос­по­мина­ни­ям, ей ка­залось, что он сей­час здесь, как и всег­да, дер­жит ее за ру­ку и, за­гадоч­но улы­ба­ясь, пов­то­ря­ет то, что все бу­дет хо­рошо... Все неп­ре­мен­но бу­дет хо­рошо...