Ревизор. Н. В. Гоголь

Действие второе. Явление I, II

Ма­лень­кая ком­на­та в гос­ти­нице. Пос­тель, стол, че­модан, пус­тая бу­тыл­ка, са­поги, пла­тяная щет­ка и про­чее.

Осип ле­жит на бар­ской пос­те­ли.

Черт по­бери, есть так хо­чет­ся и в жи­воте трес­котня та­кая, как буд­то бы це­лый полк зат­ру­бил в тру­бы. Вот не до­едем, да и толь­ко, до­мой! Что ты при­кажешь де­лать? Вто­рой ме­сяц по­шел, как уже из Пи­тера! Про­фин­тил до­рогой де­неж­ки, го­луб­чик, те­перь си­дит и хвост под­вернул и не го­рячит­ся. А ста­ло бы, и очень бы ста­ло на про­гоны; нет, вишь ты, нуж­но в каж­дом го­роде по­казать се­бя! (Драз­нит его.) «Эй, Осип, сту­пай пос­мотри ком­на­ту, луч­шую, да обед спро­си са­мый луч­ший: я не мо­гу есть дур­но­го обе­да, мне ну­жен луч­ший обед». Доб­ро бы бы­ло в са­мом де­ле что-ни­будь пут­ное, а то ведь елис­тра­тиш­ка прос­той! С про­ез­жа­ющим зна­комит­ся, а по­том в кар­тишки — вот те­бе и до­иг­рался! Эх, на­до­ела та­кая жизнь! Пра­во, на де­рев­не луч­ше: оно хоть нет пуб­личнос­ти, да и за­бот­ности мень­ше; возь­мешь се­бе ба­бу, да и ле­жи весь век на по­латях да ешь пи­роги. Ну, кто ж спо­рит: ко­неч­но, ес­ли пой­дет на прав­ду, так житье в Пи­тере луч­ше все­го. День­ги бы толь­ко бы­ли, а жизнь тон­кая и по­литич­ная: ке­ят­ры, со­баки те­бе тан­цу­ют, и все что хо­чешь. Раз­го­вари­ва­ет все на тон­кой де­ликат­ности, что раз­ве толь­ко дво­рянс­тву ус­ту­пит; пой­дешь на Щу­кин — куп­цы те­бе кри­чат: «Поч­тенный!»; на пе­рево­зе в лод­ке с чи­нов­ни­ком ся­дешь; ком­па­нии за­хотел — сту­пай в ла­воч­ку: там те­бе ка­валер рас­ска­жет про ла­гери и объ­явит, что вся­кая звез­да зна­чит на не­бе, так вот как на ла­дони все ви­дишь. Ста­руха офи­цер­ша заб­ре­дет; гор­ничная иной раз заг­ля­нет та­кая... фу, фу, фу! (Ус­ме­ха­ет­ся и тря­сет го­ловою.) Га­лан­те­рей­ное, черт возь­ми, об­хожде­ние! Не­веж­ли­вого сло­ва ни­ког­да не ус­лы­шишь, вся­кой го­ворит те­бе «вы». Нас­ку­чило ид­ти — бе­решь се­бе из­возчи­ка и си­дишь се­бе как ба­рин, а не за­хочешь зап­ла­тить ему — из­воль: у каж­до­го до­ма есть сквоз­ные во­рота, и ты так шмыг­нешь, что те­бя ни­какой дь­явол не сы­щет. Од­но пло­хо: иной раз слав­но на­ешь­ся, а в дру­гой чуть не лоп­нешь с го­лоду, как те­перь, нап­ри­мер. А все он ви­новат. Что с ним сде­ла­ешь? Ба­тюш­ка приш­лет де­неж­ки, чем бы их поп­ри­дер­жать — и ку­ды!.. по­шел ку­тить: ез­дит на из­возчи­ке, каж­дый день ты дос­та­вай в ке­ятр би­лет, а там че­рез не­делю, глядь — и по­сыла­ет на тол­ку­чий про­давать но­вый фрак. Иной раз все до пос­ледней ру­баш­ки спус­тит, так что на нем все­го ос­та­нет­ся сер­ту­чиш­ка да ши­нелиш­ка... Ей-бо­гу, прав­да! И сук­но та­кое важ­ное, аг­лицкое! руб­лев пол­то­рас­та ему один фрак ста­нет, а на рын­ке спус­тит руб­лей за двад­цать; а о брю­ках и го­ворить не­чего — ни­почем идут. А от­че­го? — от­то­го, что де­лом не за­нима­ет­ся: вмес­то то­го что­бы в дол­жность, а он идет гу­лять по преш­пекту, в кар­тишки иг­ра­ет. Эх, ес­ли б уз­нал это ста­рый ба­рин! Он не пос­мотрел бы на то, что ты чи­нов­ник, а, под­нявши ру­башон­ку, та­ких бы за­сыпал те­бе, что б дня че­тыре ты по­чесы­вал­ся. Ко­ли слу­жить, так слу­жи. Вот те­перь трак­тирщик ска­зал, что не дам вам есть, по­ка не зап­ла­тите за преж­нее; ну, а ко­ли не зап­ла­тим? (Со вздо­хом.) Ах, бо­же ты мой, хоть бы ка­кие-ни­будь щи! Ка­жись, так бы те­перь весь свет съ­ел. Сту­чит­ся; вер­но, это он идет. (Пос­пешно схва­тыва­ет­ся с пос­те­ли.)

Осип и Хлес­та­ков.

Хлес­та­ков. На, при­ми это. (От­да­ет фу­раж­ку и трос­точку.)А, опять ва­лял­ся на кро­вати?

Осип. Да за­чем же бы мне ва­лять­ся? Не ви­дал я раз­ве кро­вати, что ли?

Хлес­та­ков. Врешь, ва­лял­ся; ви­дишь, вся скло­чена.

Осип. Да на что мне она? Не знаю я раз­ве, что та­кое кро­вать? У ме­ня есть но­ги; я и пос­тою. За­чем мне ва­ша кро­вать?

Хлес­та­ков (хо­дит по ком­на­те). Пос­мотри, там в кар­ту­зе та­баку нет?

Осип. Да где ж ему быть, та­баку? Вы чет­верто­го дня пос­леднее вы­кури­ли.

Хлес­та­ков (хо­дит и раз­но­об­разно сжи­ма­ет свои гу­бы; на­конец го­ворит гром­ким и ре­шитель­ным го­лосом). Пос­лу­шай... эй, Осип!

Осип. Че­го из­во­лите?

Хлес­та­ков (гром­ким, но не столь ре­шитель­ным го­лосом). Ты сту­пай ту­да.

Осип. Ку­да?

Хлес­та­ков (го­лосом вов­се не ре­шитель­ным и не гром­ким, очень близ­ким к прось­бе). Вниз, в бу­фет... Там ска­жи... что­бы мне да­ли по­обе­дать.

Осип. Да нет, я и хо­дить не хо­чу.

Хлес­та­ков. Как ты сме­ешь, ду­рак!

Осип. Да так; все рав­но, хоть и пой­ду, ни­чего из это­го не бу­дет. Хо­зя­ин ска­зал, что боль­ше не даст обе­дать.

Хлес­та­ков. Как он сме­ет не дать? Вот еще вздор!

Осип. «Еще, го­ворит, и к го­род­ни­чему пой­ду; третью не­делю ба­рин де­нег не пло­тит. Вы-де с ба­рином, го­ворит, мо­шен­ни­ки, и ба­рин твой — плут. Мы-де, го­ворят, эта­ких ше­рамыж­ни­ков и под­ле­цов ви­дали».

Хлес­та­ков. А ты уж и рад, ско­тина, сей­час пе­рес­ка­зывать мне все это.

Осип. Го­ворит: «Этак вся­кий при­дет, об­жи­вет­ся, за­дол­жа­ет­ся, пос­ле и выг­нать нель­зя. Я, го­ворит, шу­тить не бу­ду, я пря­мо с жа­лобой, чтоб на съ­ез­жую да в тюрь­му».

Хлес­та­ков. Ну, ну, ду­рак, пол­но! Сту­пай, сту­пай ска­жи ему. Та­кое гру­бое жи­вот­ное!

Осип. Да луч­ше я са­мого хо­зя­ина по­зову к вам.

Хлес­та­ков. На что ж хо­зя­ина? Ты по­ди сам ска­жи.

Осип. Да, пра­во, су­дарь...

Хлес­та­ков. Ну, сту­пай, черт с то­бой! по­зови хо­зя­ина.

Осип ухо­дит.