Часть 3

30 4 0
                                    

Дэхви даже не совсем помнит из-за чего началось всё снова: один толчок в грудь за другим и хитрая довольная, играющая кривой линией на чужом лице, лисья ухмылка, просочившаяся своим ядом в те самые посиневшие сломанные-переломанные вены на запястьях; фразы, вылетающие из чужого рта подобно дихлофосу, что вселяется и без того в растерзанные лёгкие почерневшем, словно ночное небо — только без капель звёзд, смогом. Ли кажется, что он стоит на грани, пытаясь балансировать на мокрой и скользкой до чёртиков поверхности; ровная подошва кед скользит, и Дэ понимает, что любое слово и банальный, правда, задержанный «через раз» вздох опустит его туда — в омут, который потерян для него и для которого утерян он сам. 

— Что в тебе особенного? Зачем ты припираешься сюда? Разве тебе не сказали?

У Рена голос резкий, пропитанный бесцветной, но ключей раздражительностью, смешанной с затаившейся в чужой груди злостью, просочившейся, кажется, ядом и остатками поселившейся там мицелием обиды. 

И Дэхви уже ничего не понимает — или просто-напросто не хочет понимать; он и сам, и правда, не знает, лишь прожигая взглядом парня, у которого ни капли совести и сожаления; лишь остатки здравого смысла, что застилаются растущей, словно бамбук, въевшейся под кожу детской обидой. 

— Разве тебе не сказали, что никому не нужны «бывшие»: бывшие парни, девушки, бывшие друзья, бывшие пловцы?

Рен хочет ударить, но, кажется, сдерживается из последних сил, пока Дэхви не кидает своё очередное, даже непонятное ему в какой-то степени, сказанное лишь для «просто ответить» — «ну и что?». «Ну и что», которое становится последней ступенью к преодолению грани жестокости и (не)осознания, играющего в радужке затуманенных яростью глаз. 

Толчок, ещё один. И Дэхви не чувствует больше ничего, кроме ложившейся на его кожу, словно прозрачным флёром, воду; захлестывает сознание и недавно наполненные воздухом и застрявшей в горле обидой лёгкие; закрадывается в уши, пропитанные чужой, оставшейся в голове, яростью и словами, режущими, кажется, вдоль. Дэ закрывает глаза, ощущая лишь собственную беспомощность и желание умереть вот так — там, где ему и предназначалось ещё тогда — на тех самых соревнованиях. Лучше уж так, чем мучить самого себя и мать, что уже оставила все свои когда-то имеющиеся слёзы на подушке; и, возможно, им обоим стоить подумать обо всём этом. 

(sieben minuten)Место, где живут истории. Откройте их для себя