Сотый

Кирилл и «без-дарность»

Днём я прячу за шторой сплошные бельма
И пою своим демонам колыбельные.
Noize MC — В темноте.

В новой выбеленной, но до жути душной библиотеке не было учителя и кондиционер. И если учителя здесь не было только сей-час, то кондиционера не было вообще — впрочем, в данный момент времени и живой человек, и кусок промасленного металла нужны были нам в одинаковой степени.

Нас было двое — я и Феликс. И даже не в масштабах тесной библиотеки, но, наверное, в масштабах мира — нашего маленького мира, заключенного в тесные рамки без-божия, без-людия и без-дарности. Нельзя, наверное, сказать, что я был один до встречи с Феликсом, но определенно я был одинок. То, что я вообще нашел его, — настоящее чудо. То, что мы с ним оказались похожи, — чудо в квадрате. Вы скажете, что это пустяки, дело житейское, каждому нужен друг, каждый его находит, просто кто-то в мире, а кто-то у себя в голове. Но здесь определенно было что-то другое. Это не была дружба, это была история. Мне пришлось тридцать четыре дня наблюдать за высокой массивной тушей с бровями, плотно нависающими над глазами, и грязными кудрями черных волос. Тридцать четыре дня я просто смотрел, прячась то за поворотом к кабинету информатики, то в проеме под лестницей, ведущей в танцевальный зал. Я, по сути, был везде и одновременно нигде — ходил со знакомыми в кино, а потом один читал книгу на лавочке возле серого подъезда с подпаленной нижней кромкой двери. Нет, я не жалуюсь: не скрою, мне даже нравилась эта игра, но все же со временем наблюдение за одним и тем же человеком с одними и теми же повадками — утомляет. Друзья, случайно нашедшие друг друга и зацепившиеся, как за последний оплот надежды и понимания — сюжет, достойный если не пера Шекспира, то хотя бы пера Джона Грина или какого-нибудь из этих однотипных подростковых авторов.

Запись 1. Ничего не происходит случайно.

Так вот. Библиотека пустовала и царящий в ней запах полугодовалой пыли и масляной краски, покрывавшей ветки странных деревьев, висящие на стенах, разбавлял только бьющий в нос одеколон Феликса. Я свободно раскинулся в кожаном кресле возле стола, на который в спешке были скинуты десятки учебников по биологии за седьмой класс и собрания сочинений Марины Ивановны Цветаевой.

— Идея, конечно, неплохая, но рисковая. Нас повяжут, — Феликс стоял возле полки с надписью «Философия и психология» и зажимал между зубов тонкую спичку. В его спину точно вколочен железный шест: он всегда стоит прямо и ровно, так что временами становится страшно — а не попадал ли парень в лапы таксидермиста?