Кёнсу обмакнул кисть в баночку с красной краской, взглянув в последний раз на идеально белую стену. Час назад он же старательно замазывал её белой краской, скрупулёзно накладывая её слой за слоем на выполненный поразительно чётко рисунок. Искрящиеся ореховые глаза, такой реалистичный, но едва заметный шрам под нижней губой, хитрая полуулыбка… Он убил почти месяц на рисование портрета Лухана, ориентируясь лишь на свои воспоминания, а сейчас с методичной жестокостью закрашивал созданный шедевр. Закрасил он его за час.
Все стены в этом, казалось, что уже проклятом, подвале очередного его дома были изрисованы Луханом. Словно сумасшедшему художнику не хватило полотна, и он пустил своё творчество в свободный полёт, используя вместо холста всё, что попадёт под руку. Кёнсу медленно понимал, что начинает сходить с ума по этому хрупкому человеку. Чтобы хоть как-то выплеснуть свои чувства, в попытках их ослабить, он занялся рисованием.
Несмотря на тщательно закрашенные несколькими слоями белого стены, Кёнсу знал… знал до миллиметра, где находится тот или иной рисунок. Чем он руководствовался, совершая это безумство, демон не знал, но уж явно не простое желание помочь или тупое физическое влечение. Сделка была заключена не с его телом, а с самым сокровенным, чем владеет каждое живое существо — душой.
***
Кай в исступлении срывал тяжелые картины в рамах, фотографии, добираясь до свежепоклеенных обоев, и царапал когтями их с Кёнсу стену, что вчера они так слаженно закрашивали. Его самые страшные догадки подтвердились. Подо всем этим добром, под этой чёртовой мишурой, замыливающей глаза, были скрыты бесчисленные портреты его брата. С любой позиции, в любом цвете, в доме, на улице, улыбающийся, грустный, удивлённый, смущённый… Это сводило с ума. Будто резкий удар под дых. Чонин потрясённо попятился, пока не стукнулся спиной о противоположную стену, случайно выключая свет. Пожалуй, так будет лучше, ведь его глаза больше не смогут вынести всего этого.
Помещение погрузилось во мрак, явивший собой новую картину. Во всех мельчайших до абсурда подробностях, нарисованный хитрой флюоресцентной краской, которая светилась только в темноте, во всю стену, поверх уже нарисованных обычной краской портретов, красовался главный секрет Кёнсу. Поверх каждого, даже самого невинного портрета, Хань был нарисован обнажённым. Во всевозможных позах, на кровати, у стены, на кухне… Это напоминало одну огромную извращённую зарисовку его эмоций во время секса.
Но самое отвратительное ждало раксаша у стены, которую он красил с Кёнсу. К которой он сейчас обессилено привалился, медленно поворачивая голову. У стены, на которой вчера отпечаталась его спина в красной краске. Стены, которая слышала, как он ответил это искренее «я тоже люблю тебя». У стены, возле которой он решил начать свою жизнь заново.
