Зеленая фея

Часть II. Зеленая фея.

Почему-то я с нетерпением ждал вечера. Перспектива пить абсент в клубе не была новой для меня, но чем-то зацепила сама идея научиться пить его иначе, словно заглянуть за грань, которую еще не изведал. Пустой холст снова печально глядел на меня белым прямоугольником, злость взялась будто из ниоткуда, на самого себя, на компанию, на мир. Я схватил первую же баночку с краской и запустил в ни в чем не виноватый кусок грунтованного льна. По белому цвету растеклась зеленая клякса, я отвернулся от творения рук своих, но глаза устремились к испачканной ткани, заставив повернуться, рука потянулась к кисти, через минуту я несмело выводил на белом полотне линии прямо краской, точно накладывая тени, играя светом. В голове отчетливо всплыл образ дерева в сероватом предрассветном тумане, который у меня на картине стал тоньше, дымка скрывала его таким образом, что ствол казался изящной ножкой бокала, а зеленая крона - чашей, полной изумрудного напитка, полыхающего у самой кромки. Усердствуя над туманом, я вплел туда танцующие образы, сплетенные в жарких объятиях пары, мотоцикл с дерзким седоком, несущийся навстречу свободе. Кисть плясала по холсту, словно не я управлял ею, образы получались смелыми, таинственными, прозрачными, последним штрихом стал образ девушки в легкой юбке с разрезами до самого пояса. Она свернулась на дне бокала-кроны едва заметным силуэтом, словно горка сахара в абсенте, ее обнаженную грудь скрывали густые волосы, лицо было отвернуто от зрителя, а за спиной едва заметно дрожали невесомые крылья бабочки. До самого вечера я возился с деталями, добавлял, уточнял, дорабатывал, моя одежда, лицо, руки, даже волосы - все было в краске. Отставив трехногий мольберт к окну я закрыл глаза, досчитал до ста и снова открыл их, рассматривая получившуюся картину. Сначала казалось, что дерево плывет в тумане, едва подсвеченное восходящим светилом, потом появился образ бокала, прорисовались призраки искушения в тумане, последней можно было разглядеть малышку фею в горке сахара. Подправив пару линий я остался доволен и едва не подпрыгнул от громкого телефонного звонка. Чтобы ответить пришлось выпачкать монитор в красках, но это было не самой большой потерей.

- Да, Миша, - чуть не кричал в трубку от радости я, - уже пора?

- И тебе привет, - рассмеялся на том конце бодрый голос, - собирайся, встретимся на мосту, на том же месте, где и впервые.

- Договорились, - смеясь отозвался я и отключился.

Стоило посмотреть в зеркало, висящее над красивой резиной раковиной, как приступ смеха снова скрутил меня. Как в детстве я был весь в разноцветных разводах краски, под носом усы сине-зеленого цвета, лоб, щеки, подбородок, руки и шею я умудрился живописно оформить. Пришлось лезть под душ, тщательно отмывать последствия художественного порыва, одежда полетела в стирку. Перед новой компанией нужно было выглядеть презентабельно, потому у зеркала пришлось провести времени чуть больше, чем обычно, приводя в порядок непослушные кудри. Одевался я в спешке, особо не выбирая, просто достал то, что не помялось в чемодане: белая футболка, светлые джинсы и шерстяной жакет, обувшись, я вылетел пулей из отеля, кивнула персоналу, и почти бегом поспешил на встречу с Мишей. Предстоящий новый опыт будоражил сознание, а вокруг кипел в своей вечерней жизни Амстердам, убраный огнями вывесок и гирляндами цветов, он был похож на оттаивающее сердце северной красавицы. Туристы ползали медленными букашками, рассматривая архитектуру, местные старались их удивить, зазывая в свои заведения, все шло своим чередом, только я спешил на встречу с неизвестностью. Михаил уже стоял, опираясь на парапет, как вчера, только сейчас он был трезвым, а глаза загадочно блестели, отражая огни улиц.